Стеклянные души
Шрифт:
– Наливай.
– Кому ты пишешь? – Адна подошла сзади и положила ему голову на плечо, пытаясь заглянуть в письмо.
– Одному товарищу из Шума, – он перевернул лист обратной стороной и повернулся к жене. – Месяцами я бродил по бесцветному миру в одиночестве. Шум недружелюбен, он впускает в себя любого желающего, но никого не хочет отпускать обратно.
Хафи встал и медленно зашагал по комнате взад-вперед. В его голосе слышались нотки волнения.
– Я заблудился, был в отчаянии,
– Изард? Какое необычное имя. Он не здешний? – Адна отчаянно пыталась создать атмосферу непринужденной беседы.
– Да. Он провел в Шуме целую вечность. И по эту сторону у него нет никого, кроме меня. Так что, я пытаюсь поддерживать с ним дружескую связь.
– Почему бы тогда просто не позвонить ему?
– Не пойдет, – Хафи заметно расслабился и оживленно жестикулируя пустился в объяснения. – Понимаешь, хорошее письмо подобно камину в холодную снежную ночь. Оно согревает, дарит ощущение, что ты не одинок в этом мире. Когда открываешь письмо от дорогого тебе человека, то непременно чувствуешь его призрачное присутствие. А телефон – это всего лишь искаженный голос в трубке.
Адна подошла к нему и, подтянувшись на носочках, кокетливо поцеловала в кончик носа. Остался едва заметный след от помады.
– Я и не знала, что ты у меня такой сентиментальный.
– Глупости, – отмахнулся он, – я просто помогаю другу не погибнуть от одиночества.
– Что ж, не стану больше отвлекать тебя от спасательной миссии. Только не забудь, вечером мы идем на праздник.
Адна вышла, закрыв за собой дверь. Он остался наедине со своими мыслями и недописанным письмом.
Дорогой друг, я тебя помню.
Получил от командира твой адрес. Он говорит ты устроился на работу в бар. Не думал, что ты вновь станешь за барную стойку. Как бы то ни было, я рад, что тебе удалось освоиться в нашем мире. Та чертова дыра, из которой мы чудом выбрались, меня изменила. Я это чувствую. Но я пробыл там всего три года. Ты же прожил там намного дольше. Даже не представляю, какого сейчас тебе.
С тобой не происходило ничего странного за последнее время? Может быть, видения, голоса в голове? Нет, это тема для живой беседы. Давай встретимся, ты мне нальешь что-нибудь из своего фирменного…
– Нет. Всё не то!
Он скомкал недописанное письмо, взял чистый лист бумаги и начал писать с начала: «Дорогой друг, я тебя помню…»
Вечернее небо пылало пожаром. Они стояли на воздушном причале, наблюдая за проплывающими мимо дирижаблями. Те махали огромными багровыми крыльями, напоминая пузатых драконов. Изобретения четырехсотлетней давности никто уже не использовал в повседневной жизни, но раз в год, отдавая дань традициям в небо выпускали эти величественные реконструкции. Одно из судов мягко коснулось края причала, выпустив довольных пассажиров.
– Ваши билеты, пожалуйста, – обратился к ним паренек в костюме матроса.
– Конечно, – Хафи
– Ну же, не бойся, милая, – Адна протянула ей руку. Девочка нерешительно взяла маму за руку. – Умница. А теперь прыгай. Вот так. Видишь, не так уж и страшно.
Оживившись, Клер подбежала к Леване и они, взявшись за руки, стали рассматривать интерьер причудливого транспорта. Просторный салон был обит красным деревом. На тех небольших участках стен, которые не занимали панорамные окна, висели архивные фотографии, чертежи и историческая справка. Адна и Хафи уселись на мягкие пружинящие сидения и с наслаждением смотрели в окна.
Когда воздушное судно заполнилось пассажирами, матрос с характерным щелчком задраил дверь и дирижабль мягко поплыл в сторону огненных облаков. Город внизу стремительно уменьшался, пока не превратился в размытые темные пятна, между которыми текли тонкие золотые струйки уличных огней.
– Помнишь наше первое свидание, – заговорил Хафи, смотря на завораживающий пейзаж за окном. – Мы тогда также, как сегодня, летели на дирижабле, ели мороженое и даже не представляли, что, однажды станем мужем и женой, у нас появятся две замечательных дочки, а ты будешь уважаемым профессором.
– Да-а-а, – протянула Адна, посмотрев в горящие воспоминаниями глаза мужа. – Тебе было сколько, лет восемнадцать-девятнадцать. Ты был робким пареньком, который стеснялся взять меня за руку.
– Робким?! Да мы были пантерами! – запротестовал Хафи.
– Ох, не напоминай об этом. Мы были молоды, считали себя бунтарями. Каждый искал себе субкультуру по душе. Но мы переросли это, стали лучше, умнее.
– Но признай, было круто. Все эти черные плащи, мощная обувь на платформе, перчатки с металлическими когтями. Разве ты не скучаешь по тем временам, – Хафи нежно прикоснулся кончиками пальцев к её щеке. – Благодаря тем глупым перчаткам мы окончательно поняли, что подходим друг другу.
Адна положила свою ладонь поверх его, прижав сильнее к своей щеке. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, с улыбкой вспоминая о приключениях молодости.
– Конечно, скучаю. Тогда в нас было больше… безмятежности, что ли, – она усмехнулась. – Мы могли часами говорить о литературе, спорить о философских концепциях, проникали в заброшенные башни. И да, мечтали друг о друге. Я помню тот роковой день, когда, сидя в кафе, мы в эмоциональном порыве потянулись друг к другу, острые когти соприкоснулись и высекли искру. Искру нашей будущей любви.
– Умеешь же ты толкнуть пафосные речи, – засмеялся Хафи.
– Иди ты! – Она игриво ударила его кулаком в плечо.
За разговором они не заметили, как дирижабль причалил в центре города. Двери открылись и их обдало гулом праздника. Улица была заполнена людьми в карнавальных костюмах. Они спустились вниз и слились с толпой празднующих. На Адне было расшитое янтарем черное платье, подол которого украшали оранжевые языки пламени. Хафи красовался в синем с золотым смокинге, а чуть впереди бегали две желтых сияющих звезды – Левана и Клер.