Стеклянные книги пожирателей снов
Шрифт:
— Капитан! Что вы здесь делаете, почему вы оставили ваших людей? Какие, сэр, у вас дела в этой части дома?
Чань не видел Смита, но слышал напряжение в его голосе.
— Меня послали найти мистера Грея, — ответил он.
— Послали? — язвительно спросил мистер Бленхейм. — Кто же это вас послал?
Наглость этого типа переходила все границы. Если бы Чань был на месте Смита и знал, что Бленхейм убил одного из его людей, то голова мажордома уже катилась бы по полу.
— Графиня, мистер Бленхейм. Может быть, вы таким же образом хотите допросить и ее?
Бленхейм проигнорировал этот выпад.
— Ну? И вы нашли мистера Грея?
— Нет, не нашел.
— Тогда почему вы все еще здесь?
— Как
— Конечно — не хватало еще, чтобы гости хозяина спотыкались о труп.
— Вы правы. И тем не менее как его офицер я должен убедиться в причинах его смерти.
Бленхейм пренебрежительно фыркнул — заниматься такими мелочами.
— Тогда вы меня обяжете, оставив эту часть дома и заверив меня, что никто из ваших людей сюда не вернется. Согласно пожеланию самого лорда Вандаариффа, эта часть дома предназначена исключительно для гостей.
— Конечно, если такова воля хозяина усадьбы.
— К тому же я управляю этим домом, капитан, — сказал Бленхейм. — Прошу вас следовать за мной.
Чань со всех ног бросился в кабинет хозяина дома. Он, к его сожалению, не очень хорошо запомнил план тюрьмы, но если следовать здравой логике, то директор тюрьмы должен был иметь прямую связь с центральной наблюдательной башней. Может быть, Вандаарифф просто занял (конечно, расширив и украсив черным деревом и мрамором) берлогу прежнего деспота? Если догадка Чаня верна, то через кабинет Вандаариффа он сможет добраться до Селесты. К этой-то мысли он и возвращался постоянно — к мысли о ее спасении. Он знал, что перед ним стоят и другие задачи (месть за Анжелику, например, или выяснение того, что произошло с Оскаром Файляндтом или Траппингом). В обычной ситуации он бы попытался разобраться со всеми вопросами сразу, как держал он в голове различимые сведения, полученные в Библиотеке. Но сегодня у него не было времени, не было права на ошибку, не было возможности попробовать еще раз.
Он не мог рисковать — не мог позволить себе, чтобы его заметили, а потому его бег свелся к мучительным перебежкам по открытым коридорам. Он таился в углах и бросался назад в укрытие, заслышав гостей или слуг. Нахмурившись, Чань подумал, что почти каждый в пирамиде обитателей Харшморта является своего рода слугой — по своим занятиям, по браку, по деньгам, по страху, по желаниям. Он подумал о приверженности Свенсона долгу (какому долгу? — этого Чань не мог понять), о своих собственных представлениях о — хотя он и презирал это слово — о чести. Плевать он теперь хотел на все это, как плевал сейчас кровью на белые мраморные плитки пола. А что насчет Селесты? Не была ли она прежде в рабстве у Баскомба? У своей семьи? У своего богатства? Чань понял, что не знает этого. На мгновение она возникла перед его мысленным взором — замечательная девчушка с пистолетом в руке. Интересно, пристрелила ли она кого-нибудь в конце концов?
Он увидел, что гости были в масках и в вечерних туалетах, а в отрывках разговоров, доносившихся до него, слышался гул нетерпеливого предвкушения и тайны.
— Вы слышали — говорят, что сегодня будет свадьба!
— Человек в плаще — на красной подкладке — это лорд Карфакс. Он только что вернулся с Балтики!
— А вы заметили слуг в металлических нагрудниках?
— Они дадут нам знак подойти… Мне сказала об этом Элспет Пул!
— Я абсолютно уверен… потрясающая решительность…
— Такие сновидения… а потом такое душевное спокойствие…
— Они превратятся в доверчивых щенков…
— Вы ее видели — в воздухе? Такая машина!
— Боль проходит через несколько дней… мне известно об этом из самого надежного источника…
— Я знаю об
— Такое непревзойденное качество!
— Так и сказала: «историю лучше всего писать кнутом». Эта дама просто великолепна!
— Никто не говорил с ним уже несколько дней… он, видимо, сегодня расскажет все о своих тайных планах…
— По крайней мере, граф это обещал…
— А потом… будет показана работа!
— Да… будет показана работа!
Последний обмен репликами происходил между двумя худыми, беспутного вида людьми во фраках и масках из черного атласа. Чань проник довольно далеко в лабиринт частных апартаментов и сейчас стоял за мраморной колонной, на которой была установлена изящная древняя ваза из малахита и золота. Мимо прошли смеющиеся люди (Чань находился теперь в гостиной средних размеров), направляясь к буфету с бутылками и бокалами. Они налили себе виски и весело прихлебывали его, облокотившись на буфет и улыбаясь друг другу. Они были похожи на детей, ждущих разрешения развернуть подарки, полученные ко дню рождения.
Один из них нахмурился и наморщил нос.
— В чем дело? — спросил другой.
— Запах, — сказал первый.
— Бог ты мой, — согласился первый, тоже потянув носом воздух. — Что бы это могло быть?
— Понятия не имею.
— Вонь просто ужасная.
Чань вжался в колонну. Если они пойдут к нему, у него не будет выбора — только убить их обоих. У одного наверняка будет время вскрикнуть. Его обнаружат. Первый человек сделал робкий шаг в его направлении. Другой зашипел на него:
— Подождите!
— Что?
— А может быть, они уже начинают?
— Не понимаю…
— Запах! Вы не думаете, что, может, они начинают? Магические огни.
— Боже мой! Они что — так пахнут?
— Не знаю — а вы знаете?
— Не знаю. Мы не опоздаем?
— Давайте поторопимся…
Они допили виски и, звонко поставив свои бокалы на буфет, заспешили куда-то, ничего не видя перед собой; они пронеслись мимо Чаня, поправляя на ходу маски и разглаживая волосы.
— А что потребуется от нас? — спросил один, когда они открыли дверь.
— Не имеет значения, — взволнованно ответил другой. — Нужно делать что скажут, и все!
— Непременно!
— Мы будем искуплены! — воскликнул один из них уже из дверей, издав нездоровый смешок. — А потом нас ничто не остановит!
Чань вышел из своего укрытия. Тряхнув головой, он спросил себя — была бы их реакция иной, если бы он не проделал весь этот путь по трубам, а прибыл в Харшморт, принеся с собой все те обычные ароматы, что царят в его обиталище. Этот запах они бы наверняка учуяли, он знал — изгои общества пахнут по-своему. А жуткая вонь Процесса давала возможность продвижения по социальной лестнице, отвергая все простые человеческие истины. Сходным образом он теперь понимал, что заговорщики, ничуть не смущаясь, разглагольствуют о своих целях. Прелесть ситуации состояла в том, что никто из этих соискателей (собравшихся в парадных одеяниях, будто приглашены ко двору) не представлял себя в подчиненной роли, хотя, судя по их отчаянному лизоблюдству, именно в такой роли они уже и пребывали. Ирреальность происходящего только льстила им еще больше, щекотала им нервы — шелка, маски, обстановка заговора; но Чань прекрасно понимал, что все эти соблазнительные приманки — сплошной обман. Они не видели очевидного — графиня или граф не вызывали у них подозрения, напротив, они с легкостью поддавались внушению, а те смотрели на всех людей с высоты своего новообретенного знания как на будущих подчиненных. Чань понимал всю неприкрытую жестокость происходящего. На успех был обречен любой план, который эксплуатировал человеческое желание господствовать над другими и не желать знать правду о себе.