Стеклянные книги пожирателей снов
Шрифт:
— Графиня, — сказал Чань, возвращая ей приветствие, его голос теперь звучал с неприятной хрипотцой. Он обвел взглядом остальных людей, стоявших на возвышении. — Министр, мистер Ксонк… Ваше высочество…
— Нам нужна эта книга, — заявил Граббе. — Положите ее на пол и отойдите в сторону.
— А что потом? — усмехнулся Чань.
— А потом вас убьют, — ответил Ксонк. — Но убьют милосердно.
— А если я не сделаю этого?
— Тогда то, что вы уже вытерпели, — сказала графиня, — покажется вам раем небесным рядом с тем, что вам предстоит.
Чань окинул взглядом толпу вокруг него и драгун — ни Смита, ни Свенсона, ни
Чань вынужден был признать, что перед их кознями все равны.
И все же Чань усмехнулся, видя то презрение и ярость, что изливались на него из-за спин драгун. Каждому гостю предоставлялась возможность полизать сапоги заговорщиков, и теперь они готовы были драться за место в этой очереди. Что же это за люди, которым удалось ослепить столь многих?
Он с горечью подумал, что половину работы заговорщики уже проделали — то непомерное честолюбие, что руководило их приспешниками, всегда пряталось в тени, нетерпеливо выжидая случая прорваться наружу. То, что они попались на крючок с наживкой, никому из них не приходило в голову — они были слишком рады тому, что заглотили ее.
Он поднял перед собой мерцающую стеклянную книгу, чтобы все ее видели. По какой-то причине поднятие рук болью отдалось в его кровоточащих легких, и у Кардинала начался приступ мучительного кашля. Он снова сплюнул и отер свой окровавленный рот.
— Нам из-за вас придется мыть пол, — заметила графиня.
— Я так полагаю, что доставил вам некоторые неудобства, не отдав концы в министерстве, — хриплым голосом ответил Чань.
— Ужасные неудобства, но вы показали себя весьма достойным противником, Кардинал. — Она улыбнулась Чаню. — Вы со мной согласны, мистер Ксонк? — спросила она, и Чань почувствовал, что она подшучивает над Ксонком с его обожженной рукой.
— Вот уж точно! Кардинал иллюстрирует трудность стоящей перед всеми нами задачи. Мы должны подготовиться к решительной борьбе, — ответил Франсис Ксонк, возвышая голос, чтобы было слышно во всех уголках помещения. — Будущее, на которое мы рассчитываем, имеет самого ярого противника в лице этого человека. Не недооценивайте его… но и недооценивайте ваши собственные уникальные качества, вашу мудрость и мужество.
Чань поморщился, слыша эту беззастенчивую ложь в адрес толпы и спрашивая себя — почему это в политике работает Граббе, а не
— Такой человек даже в эту ночь совершил ряд убийств, чтобы помешать нашей миссии. Он убил наших солдат, он осквернил наших женщин — как дикарь ворвался он в наше министерство и в этот дом! И почему?
— Потому что ты лгун и сифилитик…
— Потому, — Граббе легко мог перекричать охрипшего Чаня, — что мы предлагаем будущее, которое разрушит власть над всеми вами этого человека и его тайных хозяев. Они загнали вас в угол и дают вам объедки, тогда как сами используют плоды вашего труда себе на потребу! Мы говорим, что все это должно кончиться, а они подсылают нам убийцу, чтобы убивать нас! Вы сами видите это!
Толпа разразилась гневными криками, и Чань снова подумал, что совершенно не понимает человеческой природы. Для него все слова Граббе звучали не менее глупо, чем слова Ксонка, так же по-фиглярски, это было ясно ему как божий день. И тем не менее после этих слов собравшиеся здесь, как гончие псы, готовы были наброситься на Чаня и разорвать его на куски. Драгунам пришлось немного отступить под натиском толпы. Он увидел Аспича — на полковника напирали сзади, и он нервно поглядывал на возвышение, а потом — лицемерным взглядом на Чаня, словно все это его вина.
— Дорогие друзья… прошу вас! Прошу вас — одну минуточку!
Ксонк улыбался, поднимая здоровую руку и пытаясь перекричать гвалт. Чань не думал, что эти люди прошли Процесс — на это просто не было времени. Но он не мог понять, откуда тогда взялась такая единодушная реакция у отдельных личностей, если только они не были на это натасканы.
— Дорогие друзья, — снова сказал Ксонк, — можете не беспокоиться — этот человек заплатит за то, что совершил, и заплатит очень скоро. — Он посмотрел на Чаня с язвительной улыбкой. — Мы просто должны выбрать — как?
— Положите книгу, Кардинал, — повторила Графиня.
— Если кто-нибудь попытается ко мне подойти, я швырну ее в ваше прекрасное лицо.
— Неужели?
— Это доставит мне удовольствие.
— Какая мелочность, Кардинал… я была о вас лучшего мнения.
— Приношу свои извинения. Если вам от этого будет легче, то я собираюсь вас убить не потому, что вы уже отправили меня на тот свет своим стеклянным порошком, а потому, что вы — мой смертельный враг. Принц — идиот, с Ксонком я уже посчитался, а заместитель министра Граббе — трус.
— Как это смело с вашей стороны, — ответила она, не в силах сдержать едва заметную улыбку. — А что насчет графа д'Орканца?
— Он занят своим искусством, но вы определяете направление этого искусства, и в конечном счете он — ваша креатура. Вы даже плетете заговоры против своих союзников. Кто-нибудь из них знает о работе, которую вы поручили мистеру Грею?
— Как вы сказали? — Улыбка внезапно исчезла с лица графини.
— Ну что вы… к чему такая застенчивость? Мистер Грей, из института, — он находился с вами в министерстве, когда герра Флаусса одарили Процессом. — Он кивнул коренастому макленбуржцу, который, хоть и неуверенно, кивнул ему в ответ. Прежде чем графиня успела ответить, Чань заговорил снова: