Стеклянный ключ
Шрифт:
И Липа извлекла из кармана пузатый серебряный бокальчик. Тем временем Андрей прогрел над свечкой бокалы для себя и Артура. Липа протянула ему свой.
— Андрюшенька, не в службу, а в дружбу.
Выпили, помолчали.
— Поздно уже, — заговорил Трояновский пару минут спустя, — надо бы ехать, но…
— Не хочется?
— Никогда бы не поверил, что могу сидеть вот так и любоваться звездами и цветами. И преданно ждать почти незнакомую женщину, потому что…
— …без этой женщины все остальное вдруг
— Жалеете? — спросила Липа.
— Нисколько. Умирать стану, а это время я вспомню как самое счастливое. И то сказать — столько прекрасных минут, проведенных в вашем обществе.
— Льстец, — махнула сухонькой ручкой Липа. — Если раздумаете ехать домой, то комнаты для гостей свободны.
— Спасибо, — сказали они дружным хором.
— Ну, сидите, сидите. — И почтенная дама отправилась отдыхать.
— А кого тебе Татьяна напоминает? — внезапно спросил Трояновский.
— В смысле? — уточнил товарищ по несчастью.
— Цветок, птицу, кошку, тигрицу? Кого-то еще?
— Воду, — не задумываясь ответил Артур. — В какой сосуд ее ни налей, она тут же принимает новую форму, легко и безболезненно. И в любой форме остается водой и ничем иным. И без нее нет жизни.
— Ты поэт? — подозрительно уточнил молодой человек.
— Мне очень хорошо и бесконечно больно. Говорят, что стихи так и пишут. Из счастья и боли…
— А мне страшно, — признался Трояновский. — Потому что я тебя слишком хорошо понимаю.
— Да! Слушаю! — сказал в трубке сердитый голос.
— Здравствуй, это я, — улыбнулась Тото.
— Привет, — значительно мягче ответил Говоров.
— Ты не занят? Ты не мог бы за мной заехать в течение часа?
— Нет, именно сегодня не могу, — ответил Александр. — Слушай, вызови такси, хорошо? Деньги-то у тебя есть?
— Конечно-конечно, — быстро сказала она. — Не волнуйся, никаких проблем.
— Я сегодня задержусь. У меня дела, важные, — непонятно зачем прибавил Александр Сергеевич, будто она упрекнула его в том, что он занят пустяками.
— Хорошо, — терпеливо повторила Татьяна, — тогда я съезжу домой.
— Целую тебя, — сказал Говоров деловито. — Завтра созвонимся. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, милый.
Ждать Татьяну не имело уже никакого смысла. Артур ушел домой, тепло попрощавшись и пожелав напоследок удачи. Причем сказал он это без всякой иронии или сарказма, и Андрей в который раз подивился, какие странные, необычные возможны ситуации, если речь идет о Тото и ее знакомых. Он посмотрел на часы и вздохнул. Пора бы домой, не ночевать же под окнами. И тут раздался звонок.
— Это ты? — воскликнул молодой человек.
—
— Ты где есть, Одиссей? — радостно завопил Андрей. — Я тут, как верная Пенелопка, жду тебя под окнами. Мы с Артуром выпили почти весь коньяк, остаток употребил Аркадий Аполлинариевич, так что будь морально готова к тому, что тебе ничего не осталось. Ты домой собираешься?
— Собираюсь, — призналась она.
— Тогда стой на месте, я сейчас приеду.
— Ты хотя бы осведомись, где это место есть, — рассмеялась Татьяна.
— А я стану расспрашивать всех встречных и поперечных, где стоит, не двигаясь с места, самая прекрасная женщина в мире.
— И тебя отправят к статуе Свободы.
— Куда ехать? — уточнил он.
— На Большую Житомирскую. Я буду в скверике, напротив остановки… Там, где такая крутилка, знаешь?
— Еду. Целую тебя.
И помчался к машине, подпрыгивая и пританцовывая, как — опять-таки — не делал даже в детстве.
Если Тото проводила вечер на важном и ответственном задании, а Андрей и Артур — в приятном созерцании майских прелестных сумерек на фоне окон любимой женщины, то Владислав Витольдович полностью посвятил себя английскому бульдогу Уинстону и изучению последних донесений от помощников.
Уинстон удобно разлегся возле камина, на толстой шкуре какого-то хищника, а одноглазый устроился в кресле, укутав ноги теплым пледом и разложив на ореховом столике кипу разнообразных бумаг. Бумаги сии он раскладывал на манер пасьянса и немало бы удивился, когда бы ему сказали, что сейчас, сию минуту, на другом конце города в это же занятие погружен майор Варчук, интересующийся той же самой женщиной, да еще и с его, Влада подачи. Воистину забавны бывают узоры в рукоделии судьбы.
— Я неоднократно упоминал, что из всех романов Дюма-отца превыше всего ценил «Графа Монте-Кристо», — негромко заметил одноглазый, и бульдог заворчал в утвердительной тональности.
На слова и поступки хозяина он реагировал так точно и безошибочно, что многочисленная прислуга и помощники в доме Владислава Витольдовича поговаривали, что в данном случае точно не обошлось без переселения душ. И что Уинстону наверняка досталась душа какого-нибудь нобелевского лауреата.
— Месть — тонкое искусство, и месье Дюма очень подробно, точно и убедительно это описал. Банальное убийство ничтожно. Оно не приносит ни удовлетворения, ни покоя. Только отягощает душу грехом, за который впоследствии придется отвечать где-то там, на том свете. А я полагаю, что если уж и расплачиваться, то за вожделенное нечто. Дабы не было мучительно стыдно за напрасно прожитые годы, как учили нас когда-то. Что вы думаете по этому поводу, Уинстон?