Стеклянный сад. Щит царя Леонида
Шрифт:
Что за дела?
Обычно, стоило ему позвонить, как дверь тотчас распахивалась. Чаще всего открывала мать, но иногда и Маруся. Но что с ними обеими случилось сегодня?
Мало того – кроме матери и жены в квартире должен быть Антон. Мог бы и он в кои-то веки открыть родному отцу! Распустили бабы парня! Задницу со стула поднять лень!
Иван позвонил еще раз и еще – но с тем же результатом. То есть без всякого результата.
Тут он вспомнил, что мать с Антошкой с полдня уехала на дачу к своей то ли двоюродной, то ли троюродной сестре. У той дача в каком-то
Ага, куриным дерьмом несет!
«Зато яйца в магазине дешевые», – утверждала мать, для того и ездила в это садоводство.
Так, с матерью и сыном все понятно, но жена-то где? Она-то должна быть на месте, возле семейного очага? Должна с работы явиться и мужа с горячим ужином ждать.
Иван окончательно убедился, что никто не собирается открывать ему дверь, и полез за собственными ключами.
Открыть дверь удалось не с первой попытки.
Наконец Иван открыл чертову дверь, ввалился в квартиру и мрачным голосом выкрикнул:
– Маруська, ты чего не открываешь? Муж усталый с работы пришел! Ты спишь, что ли?
Но ему никто не отозвался.
Мало того – собственный голос прозвучал гулко и одиноко, как он звучит только в пустой квартире.
Оставалось признать очевидное: дома никого не было.
Иван скинул ботинки, нашарил на привычном месте тапочки, прошел на кухню и уставился на стол.
Обычно к тому моменту, как он подходил к этому столу, на нем уже дымилась тарелка горячего супа. Чаще всего – свежих щей с говядиной или куриного супа с лапшой, но иногда и его любимого борща с пампушками, такого густого, что ложка в нем стояла. Откуда этот суп на столе появлялся, кто его готовил, кто ставил тарелку на стол – его не интересовало. Просто к его приходу с работы суп должен быть на столе. Это закон природы, непреложный, как смена дня и ночи.
Но теперь на столе не было тарелки.
Там были только пыль, хлебные крошки и одинокая муха.
Муха особенно возмутила Ивана.
Он хлопнул по столу кулаком, естественно, промахнулся и задумался – что делать.
Первое, что пришло ему в голову, – позвонить жене.
Он достал телефон, нашел ее номер, но неприятный женский голос мстительно сообщил ему, что абонент находится вне зоны.
– Совсем Маруська оборзела! – припечатал Иван.
В его телефоне был и рабочий номер жены – и он набрал его, хотя время было уже позднее.
Тем не менее ему почти сразу ответил наглый мужской голос. Видимо, у них там ненормированный рабочий день.
– Марию Кочетову! – строго потребовал Иван.
Он вообще придерживался правила, что с незнакомыми людьми нужно держаться строго и без послаблений, иначе они посчитают тебя за слабака и сядут на шею.
– Марию? – переспросил наглый голос и крикнул куда-то в пространство: –
– Так она же в командировку уехала, в Металлопрокат!
– Кочетова в командировке, – сообщил наглый голос Ивану, хотя тот и так уже все слышал.
Не поблагодарив незнакомца (еще не хватало!), Иван прервал разговор.
В первый момент в голове у него была только одна мысль – что его сегодня никто не накормит.
Затем, вернее, почти одновременно, возникла другая – вот Маруська зараза, укатила в командировку и даже сообщить мужу не удосужилась. И холодильник едой не набила.
А потом на смену этим двум нехитрым мыслям пришла третья мысль, как раз довольно хитрая.
У этой третьей мысли было имя. И даже фамилия. Имя и фамилия были такие – Тонька Бабочкина.
Антонина Бабочкина была диспетчером в их гараже и неоднократно бросала на Ивана недвусмысленные взгляды. То есть однозначно давала ему понять, что только мигни – она не против. И дело не ограничивалось одними взглядами – Антонина неоднократно угощала Ивана пирожками собственного изготовления. И при этом снова бросала на него взгляды и даже позволяла себе всевозможные намеки. Пирожки были чаще всего с луком и яйцом, и намеки были соответствующие – не собирается ли он с кем-нибудь целоваться. И если нет, то почему.
А что? Он мужчина видный, представительный, в подходящем возрасте – не мальчишка сопливый, но и не старик. Опять же какой-никакой, а начальник.
Сама Антонина тоже была ничего себе – совсем еще не старая, подходящей комплекции и вполне аппетитная, прямо как ее пирожки.
Иван не раз подумывал о том, чтобы все эти намеки и взгляды как-нибудь реализовать, но для этого нужно было что-то выдумывать, искать место и время, сочинять какое-то правдоподобное объяснение, а он по природе был чрезвычайно ленив. Лень была самой сильной стороной его натуры и явно перевешивала тягу к удовольствиям.
И вот сегодня судьба, казалось, сама подбросила ему подходящие обстоятельства.
Мать с сыном в отъезде, жена в командировке, и квартира в его полном распоряжении…
Он вспомнил призывные взгляды, вспомнил аппетитные формы Антонины, а заодно – и ее не менее аппетитные пирожки и торопливо набрал номер.
Антонина ответила быстро. Как будто ждала его звонка.
– Антонина Петровна, – проговорил Иван игривым тоном. – Как вы относитесь к тому, чтобы разделить одиночество симпатичного мужчины средних лет?
– Одну секундочку, Инна Викторовна! – странно ответила Антонина. – Что-то слышно плохо…
– Какая еще Инна Викторовна? – удивленно проговорил Иван. – Это же я, Кочетов!
– Я вас поняла, Инна Викторовна! Раз уж это необходимо – я приеду. Что поделаешь.
И тут же другим голосом она крикнула:
– Это с работы, милый! У них там сменщица не вышла, нужно срочно ехать! Да, сверхурочные оплатят!
«Вот оно в чем дело! – сообразил Иван. – Это она мужу говорит… выходит, у нее муж дома. А Инна Викторовна – это вместо Ивана Васильевича, чтобы на те же буквы начиналось, чтобы не путаться. Ох, и умная же баба».