Стена (Фантастические повести)
Шрифт:
Игорь с удивлением на него посмотрел, а Пеликан хмыкнул и подмигнул Игорю:
— Это у дядьки от старого режима. Тяжелое наследие царизма.
— Трепло ты, Гриня, — беззлобно сказал дядя Матвей. И к Игорю: — Серьезное дело тебе поручаем, парень. Сам видишь — каково в городе. Пеликана ищут. Моя рожа примелькалась, не сегодня завтра сцапают. Половина наших по дворам ховается, носа не высовывает. Люто у нас, ох люто! Дойди, парень, туда, дойди, очень надо.
Игорь встал.
— Давайте пакет.
Дядя Матвей вышел в другую комнату и через минуту принес небольшой —
— Ежели что — съешь! — грозно сказал Пеликан, и непонятно было: то ли он всерьез, то ли шутит. Во всяком случае, Игорь тут же вспомнил увиденный по телевизору фильм, где герой ел пакет с сургучной печатью, а потом долго мучился коликами в желудке. Весело! Однако ничего не попишешь, придется есть, коли что случится…
Игорь взял пакет, на котором ничего не было написано — просто чистая оберточная бумага да коричневая клякса сургуча, — и сунул его за пазуху.
— Дойду.
— Дай я тебя поцелую, — растрогался Пеликан, протягивая к нему могучие руки.
И в это время за окном раздался пронзительный свист.
Пеликан так и замер с протянутыми руками, повернув голову к окну. А дядя Матвей спокойно — даже, показалось, лениво — произнес:
— Тикаем. За мной, хлопцы.
15
Из соседней комнаты низкая, в половину человеческого роста, дверь вела на черную лестницу. Дядя Матвей чуть задержался, пропуская Пеликана и Игоря, и уже было слышно, как кто-то ломился в парадную дверь, грохотал железом по железу.
— Колька уйдет? — спросил, как ругнулся, Пеликан.
— Колька шустрый… А Сома они не углядят…
Пригибаясь — потолок слишком низкий, — они пробежали по узкой деревянной лестничке вверх и очутились в крохотной каморке, пустой, грязной, со следами угля на полу. Дядя Матвей звякнул ключами, отпер очередную дверь, тоже обитую железным листом.
— Туда!
Игорь — все это казалось ему игрой, почему-то не ощущал он реальности происходящего, не мог поверить в опасность, хотя и билось сердечко, билось — бросил на бегу:
— У вас как в лабиринте…
— Беги! — рявкнул Пеликан, толкнул его в спину — Игорь чуть не упал! — придал ему толчком соответствующее ускорение.
Промчались по темному коридорчику, выскочили в большой подвал, заваленный углем.
— На улицу! — крикнул Пеликан, вытаскивая из кармана наган.
И, только увидев его в огромной лапище Пеликана, в доли секунды заметив игрушечную малость оружия, даже потертость какую-то, будто им гвозди забивали, Игорь внезапно осознал, что все происходит в действительности, что опасность реальна, что сейчас Пеликан станет стрелять, и дядя Матвей тоже сжимает пистолет — системы Игорь не знал, — понял все это, ожидая привычного за последние дни чувства страха, мерзкого холодка в животе, и… не почувствовал ничего. Ничего, кроме ясной и четкой мысли: Лида!
И сказал растерянно:
— Лида!
— А-а, черт! — Пеликан остановился, как налетел на какую-то преграду, выругался матерно.
Дядя Матвей положил
— Не пори горячку…
Прижав правую руку с пистолетом к груди, неловко как-то, он подкрался к двери, чуть приоткрыл ее, прижал лицо к щели.
— Пусто!
Рванул дверь, выскочил наружу, притиснулся спиной к стене. Махнул рукой: давай, мол…
Пеликан вышел следом, встал, не скрываясь.
— Дядя Матвей, Игорь, шпарьте задами.
Двор, куда они вышли, узкий тоннель, задавленный с одной стороны глухой кирпичной стеной какого-то здания, а с другой — деревянным, тоже глухим, доска к доске, забором, тянулся метров на тридцать, упираясь опять-таки в стену дома, в деревянную декорацию. Игорь намеренно подумал: декорация. В окнах, выходящих с двух этажей во двор-тоннель, никого не было, никто не заинтересовался ни шумом, ни топотом, ни даже звероватого вида мужиком с наганом. Лишь в распахнутом окошке на втором этаже полоскалась под ветром ситцевая, в синий горох, занавеска да цвел фиолетовым цветом незнакомый Игорю цветок в горшке.
Если бежать, так именно через этот дом, в дверь, открытую настежь, в черную пустоту за ней.
— А ты? — дядя Матвей смотрел на Пеликана и — этого Игорь понять не мог, в голове не укладывалось! — улыбался.
— Девка дура, ехали бояре!..
Пеликан ответил машинально, он уже не думал ни о дядя Матвее, ни об Игоре — только о Лиде! — дал указание «шпарить задами» и не считал нужным развивать тему. Он подбежал к забору, привстал на цыпочках, посмотрел.
— Не видно ни хрена…
Сунул наган за пазуху, ухватился за край забора, подтянулся, резко перебросил тело по ту сторону. Дядя Матвей торопливо сказал Игорю:
— Беги, пацан, бегом беги. Помни: пакет у тебя. Ничего сейчас нет важнее… — и повторил, как заклинание: — Беги, беги…
Игорь, поминутно оглядываясь, побежал к дверям деревянного домишки, но на пороге остановился. Что-то держало его, не позволяло так просто взять и помчаться куда глаза глядят, подальше от опасности, от перестрелки, от погони, от всех традиционных атрибутов приключенческой киношки, в которую его опрометчиво завела чужая лихая память. Ничего ему, к примеру, не стоило отключиться от нее, оказаться в привычном мирном времени, в своем времени, оставить здесь все как есть — без финала, не решая, каким ему быть. Своя рука владыка… Ничего не стоило? В том-то и дело, что цены за такой поступок Игорь не поднял бы, как говорится, не вытянул. И бежать — даже спасая пакет! — он тоже не мог.
Дядя Матвей, с куда большим трудом, тоже одолел забор. Игорь пощупал рубаху: на месте пакет. Поглубже запихнул его в брюки, расправил складки. Чего ждать?..
Рванул к забору, подтянулся — не хуже Пеликана! — и оказался в переулочке, который, видимо, отходил притоком от Кадашевской улицы. Тихо здесь было, патриархально, трава росла, цветочки у забора — лютики или как их там… Идиллия!
«И в это время — впервые! — раздались выстрелы.
Уж на что Игорь штатский человек, а смог понять: из разного оружия стреляют. Один оружейный голосок потоньше, позвонче, а второй — грубее, басовитее.