Стена над Бездной
Шрифт:
«Никто из правителей Хаттусы не умрёт своей смертью!»
Через сто лет царь Куссара Лабарна, второй этого имени (от первого пошло именование царей хатти), позабыв о проклятии Анниты, перенёс столицу в Хаттусу и принял новое имя — Хаттусили, «Царь из Хаттусы». И проклятие Анниты открыло свой кровавый счёт.
Многие из царей хатти пали от кинжалов убийц. Некоторые, став жертвами переворотов, избежали казни, но были отправлены в изгнание. Сыновья свергали отцов, утомившись ждать, пока тех призовут Истустая и Паная [8] . Таким же образом Железный трон
8
Истустая и Паная — боги царства мёртвых и судьбы у хеттов.
Интриги, предательства, перевороты, убийцы, крадущиеся в ночи… Проклятие Анниты неумолимо. Вот и Муваталли собирался стать одним из его исполнителей. Значит потом и его ждёт такая же судьба?
Нет, он разорвёт эту цепь. Хаттуса больше не будет столицей. Боги благосклонны к проклятию. Им не нравится, что канесили забывают святую старину, принимая в себя чужие народы. Пора с этим заканчивать. Он изгонит макандуша, а столицу перенесёт в Куссар. Город сейчас полузаброшен, но он отстроит его заново, краше прежнего. И лишь там воссядет на Железный трон.
Валлани мечтает сделать лабарной младшего внука. Боится, что жена Хуцции её отравит. А Ксассени ещё не женат. Таваннана надеется подобрать ему такую жену, которая не посмеет лишний раз рот открыть без её, Валлани, дозволения? Муваталли злорадно усмехнулся. Змеиное гнездо…
Чашник коротко поклонился наследнику и отошёл от него, направившись к Муваталли.
— Хотел спросить у тебя, почтеннейший, все ли готово к антахшум [9] ?
— С какой целью интересуешься, усамувами? — удивлённо приподнял бровь Муваталли, — до великого объезда ещё, по меньшей мере, месяц.
9
Антахшум — один из главных праздников хеттов. Назван в честь цветущего весной растения, возможно шафрана. Празднование сводилось к объезду царём и царицей крупнейших городов (в каждом из которых совершались жертвоприношения) и занимало тридцать восемь дней.
— О безопасности лабарны следует позаботиться заранее.
— Я забочусь о том денно и нощно. С чего вдруг ты, почтеннейший, взвалил на себя бремя проверки, добросовестно ли я исполняю свои обязанности?
— Да так… Прости меня, достойнейший Муваталли, если невольно оскорбил. На душе почему-то тревожно…
— Не беспокойся, усамувами, великий объезд пройдёт, как должно. Ни в дороге, ни во время празднеств великому лабарне ничто не угрожает. Даже макандуша, если ты о них.
— Нет, — сказал чашник, — я и не жду от них опасности. Они ведь наши друзья.
Муваталли дёрнул уголком рта. Этот сановник поддерживал Хуццию.
Наконец, в дверях появился глашатай, человек жезла, и возвестил:
— Великий лабарна, Солнце, Циданта, сын Тахурваили, второй этого имени повелитель гор и озёр от Злого моря до моря Нижнего!
В зал, шаркая мягкими полусапожками с
Первый Страж отметил испуганный мечущийся взгляд Или-Тешуба и сжал зубы. Сердце, и без того колотившееся так, как если бы он долго упражнялся с оружием, заторопилось ещё сильнее. Что-то пошло не так. Зачем припёрся жрец?
Или-Тешуб нашарил взглядом Хуццию, который приблизился к отцу, дабы помочь ему и что-то прошептал на ухо царю. Тот отмахнулся, и жрец проворно подскочил к наследнику.
— Достойнейший царевич, одно важное дело требует твоего безотлагательного присутствия.
Хуцция удивился и посмотрел на отца, который с трудом (нещадно разболелась спина) взбирался по ступеням тронного возвышения.
— Иди, — сказал Циданта, со стариковским кряхтением (в ведь ему всего сорок лет) усаживаясь на трон, — глянь, что у него стряслось. Лопочет про какую-то недобрую печень. А здесь, как разумею, ничего примечательного не будет. Ну, а если за чем ничтожным зовёт, я его потом взгрею.
— Важное-важное! — заторопился Или-Тешуб.
— Что может быть важнее приёма посла? — возмутился Муваталли, — где это видано, чтобы на нём отсутствовал наследник?
Циданта раздражённо отмахнулся. К приёму посланника Архальбу, которого он ровней себе не считал, царь отнёсся пренебрежительно. У него мелькнула мысль, что так даже хорошо. Пусть презренный пират знает своё место.
Один из «сынов дворца» подал царю калмус, «палицу грома», железный жезл высотой в человеческий рост, на конце снабжённый спиральным завитком.
Недоумевающий наследник вышел вслед за жрецом. Муваталли заскрежетал зубами, тоже шагнул было к выходу, но тут человек жезла вновь возвестил:
— Посол царственного Архальбу!
Циданта презрительно усмехнулся.
В зал вошёл кудрявобородый человек в белых, расшитых золотой бахромой одеждах. Роль «посла Архальбу» играл хуррит, человек Муваталли, которым Первый Страж намеревался пожертвовать. В руках «посол» держал длинный цилиндр в четыре пальца толщиной.
«Главный виночерпий» затрясся. Муваталли затравлено огляделся. Прерывать церемонию уже было поздно. По этикету ему полагалось находиться по левую руку от царя, на нижней ступени тронного возвышения.
«Посол» торжественным голосом начал положенную речь. Муваталли не слышал ничего, кроме биения собственного перешедшего в галоп сердца. Он малыми шажками начал подниматься вверх, ближе к высокой железной спинке трона. Циданта, с усмешкой следивший за послом, не обратил на перемещение Муваталли внимания.
— Великий государь! Позволь мне передать тебе письмо царя Архальбу, властителя вод! — обратился к царю «посол».
«Властитель вод».
Циданта усмехнулся. Пират уже наполовину торчит из пасти крокодила, но все ещё тешится титулами.
— Дозволяю!
Первый Страж не отрывал взгляда от рук «посла». Вот пальцы его прикоснулись к крышке цилиндра. Боковым зрением Муваталли уловил в зале движение — это медленно пятился Аннита.
Шаг. Ещё шаг.
«Посол», продолжая щедро пересыпанную славословиями пафосную речь, начал откручивать крышку.