Стена
Шрифт:
Но, казалось, ни Шеин, ни стоящий в шаге за ним у окна терема Фриц совсем не были удручены.
— Не скажи. Не уйдет он от Смоленска, Гриша. Знаю: не уйдет. Либо Сигизмунд с ним золотом поделится, либо он сам у Сигизмунда часть того золота украдет. А только крыса снова сюда пожалует.
Сказав это, воевода побледнел еще сильнее и, как ни старался, вынужден был опереться на вовремя подставленную руку Майера.
— Прости, Фрицушка. Пошатнуло. Как сильно бьет пуля-то!
— Хорошо, что он целиль в грудь, — заметил Фриц. — Быль бы я на его место, я бы стреляль в голёву… Но ты обещаль мне показывать твой кираса, воевода.
Шеин, усмехнувшись, распахнул кафтан. Под ним
— Этот панцирь в четыре раза прочнее кольчуги и во много раз надежнее обычного зерцала, — сказал Михаил, заметив уважительный взгляд Фрица. — Московские мастера по особому моему заказу делали. Нравится?
— О, да! — воскликнул Майер. — Я думаю, когда люди изобретут еще более сильный оружие, такой защита будут носить многие.
Михаил, хмурясь, застегивал кафтан, порванный на груди.
— Думаешь, люди никогда не перестанут друг друга убивать? Так, что ли? — спросил он Майера.
— А разве можно думать, что они будут останавливаться? — сказал немец.
— Где Сошников? — хрипло спросил Григорий. Следом за воеводой из купеческого терема стрельцы вышли одни, без зобовского стрелка. — Идти не может, что ли?
— И уже не сможет, — Шеин положил руку на рукоять сабли. — Жаль было марать государев подарок, да пришлось. Не хотелось, чтоб и минуту лишнюю дышал, гад. Сказать он все сказал, так что тащить его в подвалы нужды не было. Серчаешь, что не дал тебе самому?
Колдырев покачал головой:
— Здесь у нас с тобой равные права, Миша… Идти-то помочь?
Ответом был гневный взгляд воеводы.
— Я не младенец, сам ходить умею. Ступай лучше посты проверь. Надо думать, недолго ждать осталось. Дедюшин знает, в каких местах стены всего слабее. А отбить штурм, если им удастся прошибить стену… Слишком нас мало. Надо готовиться. Фриц, слышишь?
— Мы готовы, — спокойно ответил немец. — Мои люди, все, кто остались, и я.
— Я тоже готов! — Колдырев казался таким же невозмутимым, как его друг. — Идем, Фриц. Там, на улице, Сашка остался. Дедюшин его Варвару застрелил.
— Сука! — впервые в жизни Майер выругался сочным русским словцом. — Надо помогать хоронить.
И добавил, почему-то глянув на вечернее небо, подернутое пеленой облаков:
— Пока у нас еще есть время.
Пан Анджей
(1611. Июнь)
Андрея Дедюшина привели к королю сразу же. В немногих словах перебежчик сообщил его величеству, что верный сторонник поляков Никита Зобов был разоблачен воеводой и погиб, но ему, Дедюшину, не только удалось сохранить три части карты, но и, рискуя собой, добыть четвертую. Вот здесь, в рукояти пистолета германской работы, — загадочная четвертая часть, которую считали потерянной даже братья-розенкрейцеры.
— Сокровища по праву принадлежат вам, ваше величество, — поклонился, закончив свой рассказ Дедюшин, и добавил: — Хотя я все же надеюсь получить свою малую толику за то, что ради доставки этой карты вашему величеству множество раз рисковал жизнью.
— Не сомневайся, получишь, — Сигизмунд не верил в свою удачу: заветное сокровище само приплыло в руки. — Ты получишь щедрую награду. Как тебя зовут? Дедюшко?
— Пускай так, — польское имя вдруг развеселило Андрея. Он улыбнулся. — Я давно ушел бы к вам, ваше величество, но надо было заполучить для вас карту целиком. И еще: я знаю, в каком месте Стена стала очень непрочной. На востоке
— Недурственно, с трех сторон атака — с двойным обманом — это новое слово в военной тактике… эй, писарь, ты записал? И пометь время — когда мне пришла в голову эта блестящая осадная задумка! — его величество едва удерживался, чтобы не вскочить с кресла. — А гарнизон Шеина? Что там с гарнизоном?
Улыбка предателя сделалась еще шире:
— Его больше нет, мой король! На всю Стену — человек двести. В крепости голод. Многие больны. Войдя в город, вы не встретите сопротивления, ваше величество!
— Мы! — Сигизмунд наклонился с кресла к Андрею, так и стоявшему перед ним на коленях (Дедюшин преклонил их, едва войдя в домик короля), и весело потрепал того по плечу. — Мы, мой верный Дедюшко! Я назначаю тебя командовать в день штурма одним из лучших моих отрядов.
Дедюшин опешил.
— Но… Я не военный, ваше величество!
Короля позабавил испуг в глазах предателя. Что ж, если останется в живых, можно подумать, что с ним делать. Еще, кстати, надо узнать, кто выдал воеводе Зобова. Не этот ли самый Дедюшко? С другой стороны, ну выдал и выдал — одним претендентом на королевскую милость меньше. А то эти русские уже воображают себя на высоких должностях — бургомистрами, гетманами, комендантами… Думают, будто в новой России король доверит важные места кому-то, кроме шляхты! К тому же, раз предали своих, чужих предадут и подавно. Хм, это мы тоже запишем. Попозже, — про себя подумал король.
— Ну и что из того, что ты не военный? — покровительственно улыбнулся Сигизмунд. — Ты доказал, что в тебе течет кровь рыцаря — ты отважен, умен, предприимчив. Значит, можешь проявить себя и в бою. Тебе дадут лучшие доспехи, прекрасное оружие. И я уверен, что еще буду гордиться тобой, еще присвою тебе офицерское звание… А если ты погибнешь в бою, тебя предадут земле со всеми воинскими почестями. Подумай, как это прекрасно! Твой гроб несут, укрытый бело-красным флагом… [120] звучит печальная музыка рожка… солдаты дают залп… И вот уже застучали комья земли о крышку гроба, но ты этого не слышишь, потому что отдал свою маленькую жизнь в бою за своего короля! — Сигизмунд с трудом сдерживал смех, глядя на перекосившееся лицо Андрея.
120
Флаг Польши при Сигизмунде III имел те же цвета, что и сейчас, но полосы у него было три: сверху и снизу — красные, а в середине — белая.