Стенание земли
Шрифт:
Неожиданно Навуходоносор теряет контроль над собой. В тексте сказано: "вид лица его изменился" {3:19). Ярость и жестокость - такова реакция царя на спокойную уверенность евреев. Он приказывает "разжечь печь в семь раз сильнее" (3:19}. Это идиоматическое выражение указывает, что огонь должен достичь максимальной силы (ср. Притч. 24:16; 26:16), как будто раньше огня было недостаточно, чтобы сжечь людей. Евреев бросают тотчас же, в той одежде, в какой они были, не дав им времени переодеться и психологически подготовиться к этой казни.
Эта поспешность, которая даже стоила жизни исполнителям приговора (3:22), показывает, что царь уже совершенно не отдавал себе отчета в своих действиях, а также говорит о его смятении и отчаянии.
Помимо троих иудеев, в печи появляется еще одно действующее лицо. Навуходоносор начинает подозревать, что чудо связано с присутствием этого странного незнакомца. Заинтригованный, царь сосредотачивает на нем внимание и поражается его видом: "И вид четвертого подобен Сыну Божию" (3:25). Навуходоносор приходит к выводу, что это не иначе как Божество. Об этом говорит его выражение "Сын Божий". В семитских языках слово "сын", употребленное вместе с каким-либо другим словом, образует идиоматический оборот, характеризующий природу данного существа. Например, "сын человеческий" означает человеческую природу (Иер. 49:18). В Септуагинте это выражение переведено как "ангел Божий", и в нашем тексте мы его встречаем в 3:28. В еврейской Библии ангел Божий
выступает как полномочный представитель Бога и даже уподобляется самому Богу (см. Быт. 16:10-13; 21:17; 22:15, 16; Ос. 12:4; ср. Быт. 32:28 и др.). Видя такое чудо, Навуходоносор больше не сомневается. Он зовет к себе троих евреев. Делая это, он признает свое поражение. Он полагает, что если они находятся там невредимыми, то могут и выйти самостоятельно. Униженный, царь понимает, что имеет дело с необычным Богом. Навуходоносор не может не вспомнить свое сновидение: это тот же самый Бог. Выражение, которое он теперь произносит: "Бог Всевышний" (3:26), напоминает его прежнее исповедание: "Бог богов" (2:47).
Тогда чудо произошло тоже не как результат силы и умения людей, но было совершено Богом. Магия не имеет никакого отношения к этим событиям. Необходимо было еще одно (четвертое) действующее лицо, чтобы чудо стало возможным. Спасение пришло извне, а не от них самих. Таков первый урок этого Божьего присутствия: человек, каким бы праведным он ни был, не может спасти себя сам. Спасение человека требует Божьего вмешательства. Бог не пребывает равнодушно на небесах, но сходит на землю, поскольку Он - любящий Бог. Чтобы спасти от огня, Он должен сам пройти сквозь огонь. Любящий Бог становится другом погибающего человека и ходит вместе с ним (3:25). Но на этом дело его не заканчивается. Бог спасает. Трое евреев выходят из раскаленной печи (3:26).
Тут же вокруг них собирается толпа. Все хотят потрогать их руками, все хотят получить доказательства. "Усмотрели, что над телами мужей сих огонь не имел силы, и волосы на голове не опалены, и одежды их не изменились, и даже запаха огня не было от них" (3:27). Они целы и невредимы. Бог евреев сошел сюда не только для того, чтобы ободрить их и уверить в Своей любви. Он пришел также для того, чтобы спасти их из огня.
Библейский Бог - это прежде всего Бог, Который спасает, а не Бог, дающий мистические, эмоциональные или даже интеллектуальные опыты. Религия евреев не ограничивается лишь впечатлениями и мнениями. Все, от сатрапов до советников царя, поняли, что Бог евреев - это не только Бог, Который спускается с небес и помогает
власть над смертью. На троих евреев смотрят, как на воскресших, как на переживших настоящую смерть. Этим чудом Бог свидетельствует о Себе как о Боге-Творце. Пророк Исаия пишет:
"Ныне же так говорит Господь, сотворивший тебя, Иаков, и устроивший тебя, Израиль... пойдешь ли чрез огонь, не обожжешься, и пламя не опалит тебя" (Ис. 43:1,2).
Только Создатель может спасать из огня, только Создатель может превратить смерть в жизнь. Евреи и сами не могут опомниться. Они не говорят ни слова. Они тоже удивлены. В то же время их молчание является как бы эхом их последних слов, сказанных царю: "Нет нужды нам отвечать тебе на это" (3:16). Их единственный ответ, конкретный, ощутимый, наглядный - перед царем. У них нет необходимости говорить. Сам факт, что они стоят здесь, свидетельствует об их Боге и об их вере; и это - самый лучший аргумент. Можно было бы ожидать от евреев длинной тирады по такому случаю. Кажется, наступил самый подходящий момент, чтобы произнести против Навуходоносора и халдеев такое обличение, какого они заслуживают. Но этого не происходит. Трое еврейских юношей молчат.
Это - хороший урок для излишне усердных любителей убеждать, всегда готовых говорить, проповедовать и хвалиться тем, что Бог сделал для них! Данный пример напоминает нам, что молчаливое присутствие иногда говорит более убедительно, чем самые красивые речи. Настоящие опыты не нуждаются в словах. Евреи на самом деле спасены, и им не нужно ничего говорить - достаточно одного их присутствия.
Когда затрагивается самое главное, когда речь идет об истине и спасении, многословие не внушает доверия. Напыщенность и обилие слов часто маскируют внутреннюю пустоту и осознанное или неосознанное чувство собственной лжи. Это выдает человека, желающего скрыть свою мучительную пустоту и желающего убедить в истине, которую он сам плохо понимает. Отсутствие истинного внутреннего содержания делает его мастером слова. Он упражняется в красноречии и наслаждается собственным говорением, потому что ему нечего сказать.
4. Реванш
Евреи молчат. За них говорят другие. И это делает свидетельство еще более сильным.
Похвала царя служит ответом на обвинения, выдвинутые халдеями против иудеев. Царь, издавший ранее повеление поклоняться истукану (3:10, 12), теперь издает новое повеление, запрещающее хулить еврейского Бога (3:29).
Снова царь не решается обратиться прямо к Богу. Встретившись лицом к лицу с Богом, он ведет себя так, как будто этой встречи и не было. Он видел четырех человек, и его внимание было особенно привлечено именно к четвертому (3:25). Теперь же он называет только троих, не упоминая о четвертом. Конечно, он начинает свою речь словами, которыми обычно начинается молитва: "Благословен Бог..." (3.'28)66. Но в действительности он остается сторонним наблюдателем.
Его теология является верной. Навуходоносор говорит о Боге как о едином Боге, как о Боге, Который спасает. Но для него Бог существует и действует только по отношению к евреям. Он не считает Его своим Богом. Бог евреев не является для него Богом в полном смысле слова. Эта ограниченность религиозного мышления Навуходоносора заметна в его речи: "Бог Седраха, Мисаха и Авденаго... избавил рабов Своих", потому что они "надеялись на Него" и подвергли риску свою жизнь, но не стали "поклоняться иному богу, кроме Бога своего" (3:28). Для Навуходоносора религия Израиля по-прежнему остается этническим явлением. Поведение евреев расценено как героический поступок, в котором они проявили верность скорее своим народным традициям, чем Богу-Вседержителю-, единственному истинному Богу. Навуходоносор признает могущество этого Бога, он даже признает Его могущественнее всех остальных богов: "Нет иного Бога, который мог бы так спасать" (3:29). Однако царь не вверяет себя Ему. Дело не доходит до обращения и перемены религии.