Степь

Манасыпов Дмитрий Юрьевич

— Это хорошая дорога. — Енот смог пошевелить пальцами правой руки.

— Она ведет только в одну сторону, дурень. — Голос за спиной звучал укоряюще. Плечи чуть закололо, длинные острые ногти, черные, матовые, прокололи кевлар и бронепластины. Кровь побежала по спине, груди, теплая, пахнущая железом. — Только в одну сторону.

Песок рядом зашевелился, выпуская медведку. Насекомое, не меньше серьезного пса, выбралось рядом с Енотом. Не обращая никакого

внимания на парня и его собеседника, потрусило вперед. За ним, прилипшие к длинным отросткам со слизью и шипами, стучали друг о друга выбеленные временем черепа.

— Всех вас ждет впереди боль, безумие и смерть, ты знаешь это? — голос стал ласковым и нежным. — Ты понимаешь, Енот? Енот? Енот?!!

— Твою мать, чем у вас здесь воняет?! — Бирюк ударил Енота в бок сапогом. — Да вставай уже!

— А? — голова гудела.

Он смог разлепить глаза, с трудом схватившись за спинку дивана. Под ногти тут же попало несколько заноз, заставив прийти в себя. Сел, жадно хватая воздух.

Бирюк уже растолкал Змея и крутил в руках небольшую стеклянную бутылку. Крышка у той, если судить по нарезке на горлышке, должна прикручиваться очень плотно. Но внутри практически ничего не осталось, лишь следы чего-то фиолетового. Енота передернуло при виде лениво сползающих по стеклу тягучих капель. Хотя Змею, рядом с диваном которого Бирюк и нашел склянку, приходилось хуже.

Глаза, бегающие по сторонам, дикий ужас в них. С края рта к воротнику протянулась тягучая блестящая слюна. Горловой хрип тоже не казался чем-то хорошим.

— Пей! — Бирюк воткнул между губ Змея флягу. — Пей, сказал!

Что там плескалось внутри нее, Еноту тоже довелось попробовать. Влив половину в Змея, бородач протянул фляжку ему. Глотнуть крепкого, на зверобое самогона оказалось необходимо. Откашлявшись и придя в себя от ядреного пойла, Енот неожиданно понял, что ему полегчало.

— Так… — Бирюк одобрительно похлопал его по плечу. — Ты уже в порядке, смотрю? Змей, твою же за ногу! Блюй уже, чего тянешь?

Енот взял в охапку оружие, кепку, «сбрую» и пошел в коридор. В купе ощутимо воняло чем-то тяжелым, приторно сладким и хотелось скорее выйти оттуда.

— Что у вас там творится, дорогой мой? — Семерка стояла тут же, дымя сигаретой. — И не ори, курица.

А, точно. Рядом с ней, напыжившись и покраснев, стояла давешняя дама в шляпке с вуалью. И орала:

— Я тебя сгною, дай только добраться до Челябы! Шалава, ты чего о себе возомнила тут! Кому ты рот затыкаешь, я тебя спрашиваю? Ты знаешь, сука, кто я такая?

Чистильщик покачал головой и пошел мимо них в сторону выхода из вагона. Всё, что в нем происходило, причины приснившегося ему форменного бреда, и всё прочее могли подождать.

Енот вышел на площадку, решив подышать свежим воздухом. Подышать не получилось. Ветер дул навстречу, и прямо ему в лицо ударило запахами горячего масла, остатками пара и дымом, вперемежку с мельчайшими крошками угля из паровозной топки. Хотя голова

поезда отсюда даже и не виднелась, но долетало все, вырабатываемое движителем. Енот сплюнул со злости, втянув в себя сложный аромат, и решил не задерживаться.

— Да, воняет! — кондуктор возник рядом. — Ветер…

— Я уже понял, — проворчал Енот, и с интересом осмотрел собеседника. — Мы пока рядом с городом, не?

Кондуктор, за проведенное в собственном закутке время, успел нацепить на себя громоздкий жилет, в котором Енот не без удивления признал защиту, обычно используемую силами КВБ и стальную круглую каску.

— Уже не совсем рядом, — усач подтянул ремешок на подбородке. — Едем часа два или три, не меньше. Полустанок только через полсотни верст, и холмы, вон, видишь?

— Вижу…

Енот подтянул ремни, поправил подсумки с магазинами. М-да, не очень и удобно, хорошо, что хоть вес распределяется неплохо. Проверил автомат, отвел затвор. Нет, грязи незаметно, вчера вычистил на совесть. Пора все-таки и зайти. Ветер стал сильнее, бросал в лицо пыль с песком. Смысла от стояния здесь — никакого. Да и не нужно, наблюдать за Степью в один конец можно и через окна, закрытые наполовину стальными щитами с прорезями-бойницами. Поезд, гремя и грохоча металлом, несся вперед.

А вот показалось ли ему, что по мохнатым от травы курганам мелькнули всадники, или нет — Енот не знал.

— Нет, как у тебя ума хватило таскать ее с собой таким образом, не скажешь? — через открытую дверь в купе Бирюк басил в сторону стоявшего Змея. — Енот-то вон отошел уже, а ты? Чуть с ума не сошел, дурень…

— Интересный у тебя товарищ. — Семерка, рядом с которой продолжала разоряться фифа в шляпке, совершенно не обращала на ту внимания. — Откуда он взял ту дрянь, не знаешь?

— Он мне пока совсем не товарищ. — Енот поправил ремень автомата. — Мне что-то показалось, там, на холмах.

— Креститься надо, если кажется! — выпалила совсем уже разозлившаяся тетка. — А не стоять с умным видом.

Раскатисто прозвенело по пластине, закрывающей окно, свистнуло рядом с лицом Енота, и голова владелицы вуали лопнула, брызнув красным крошевом.

— Степняки! — ввалился в вагон кондуктор. — Степняки!!!

Семерка вытерла рукавом лицо, посмотрела на кружева рубашки и вздохнула:

— Дорогая сорочка была, эх…

— Мама… — девчушка, лет двенадцати, стояла в коридоре и смотрела на тело в фиолетовом, лежащее на ковре. — Мамочка…

— Ложись, дура! — Семерка оказалась рядом с ней одним прыжком, втолкнула в открытую дверь купе. — Не поднимай головы!

Енот прижался к защите окна, взглянул в амбразуру. Да уж, дело приняло нехороший оборот.

Поезд все также несся вперед, только теперь у него появились попутчики. Со стороны холмов, подпрыгивая на кочках, параллельно летящему составу перли несколько машин. Старые, с грубо наваренной броней, огрызающиеся очередями из пулеметов. Сколько степняков шло верхом, Енот даже не стал считать. Один черт — много, на всех хватит.