Степь
Шрифт:
— Кто это?
— Поэт… ну, во всяком случае, пишет хорошие стихи. Надеюсь, что пишет. Его запретили в Эмирате, мне как-то случайно книжка попалась, название смешное такое, щас…
Книжка ему, ага. Енот вздохнул. Бумаги в Альянсе, не говоря про Пустоши, не хватало. А вот в Эмирате, судя по всему, хватало даже ни издание стихов, эвон как.
— Во, вспомнил! — Змей на радостях чуть не завопил, но вовремя опомнился. — «Небо цвета сгоревшего пороха» называется.
— Да уж… — Енот попытался представить себе такое небо, все из себя сизо-серое, с черными легкими полосами. Такое небо ему не особо понравилось. — Романтичное
— Ты послушай, — в голосе Змея он услышал… просьбу? — Немного. Мы же все включили по периметру, если что, так завоет, мама не горюй!
— Быстрее давай, да? — Енот покосился на Хана. Пес сидел спокойно, привалившись боком к ноге друга. Ну и хорошо, значит, пока ничего плохого вокруг нет точно. Мохнатому чудовищу Змей доверял чуть больше, чем всем хитрым датчикам Инженера вместе взятым.
Змей кивнул, шепотом выпустив рвущиеся наружу чьи-то строчки. Енот вздрогнул после первых же слов, так неожиданно в точку попали слова неведомого Зорона:
Я сидел под луной. Я плевал в темноту. Это было весной. Я увидел звезду.
Она падала вниз. Я подумал тогда, что теперь моя жизнь — словно эта звезда. Я сидел в тишине. Меня завтра ждал бой. И казалось все мне, что я стану звездой.
Оба чуть помолчали, потом Змей сразу же пошел к своему посту. На ходу, отойдя на пару метров, обернулся к Еноту:
— Ну как?
Енот только одобрительно кивнул, не надеясь, что Змей поймет, и двинулся к небольшому костерку, разведенному в середине неровной площадки лагеря. Невысокий сухой кустарник, наломанный скучающим Варягом перед охотой, тихо потрескивал в специально отрытой яме, не выдавая себя отблесками. Запах дыма было не скрыть, но с костром оказалось намного уютнее. Хан внезапно насторожился, вздыбив шерсть на загривке.
— Ты чего? — Енот непонимающе посмотрел на пса. Тот еле слышно зарычал, напружинился, двигаясь вперед. Подумав, чистильщик положил руку на «трещотку», перевесив ее удобнее. Пусть и ни одна из других собак даже не подала голоса, но Хану он доверял. Все возможно, но здесь, внутри? Подходя к костерку, еле заметному только по слегка отсвечивающему красноватому пламени, причина настороженности пса стала ясной.
Виднеясь тенью, неясной, плотной и черной, возле костра кто-то сидел. Странно, что Хан никак не отреагировал на него, кроме одного единственного взрыкивания. Сам силуэт, манера посадки на чурбак, а не на землю, не казались знакомыми. По спине острой иголкой закололо нехорошее предчувствие, и Енот сбавил шаг. У костра находился чужак, и пусть глупо, но очень сильно захотелось оглянуться и понять — нет ли еще кого? Стрелять не пришлось. Со стороны палатки, в которой спала группа Мерлина, раздался как раз его мерзкий голос:
— Не журись, Енотище. Ты, конечно, второй раз за сутки сильно опростоволосился, но тут я и в себе не уверен, что смог бы его заметить. Этот господин всегда появляется незаметно.
— Но заметил ведь… — голос был ровный, с небольшой хрипотцой, и немолодой. — Совсем старый стал, раз ты уже здесь и не спишь.
— Я просто бросил курить, Бирюк, — имя раздалось резко, как выстрел из карабина. — А твой запах для меня никогда не был загадкой.
— Ты только подумай… — силуэт встал, неторопливо и не волнуясь. — Одна польза от этого. Здравствуй,
— Здравствуй.
Енот молчал, понимая, что снова попал. В этот раз серьезно. Пусть Мерлин и говорил, что сложно заметить этого, Бирюка, но легче не становилось.
— Енот? — человек повернулся в его сторону. Он оказался ниже Мерлина, но намного шире, кряжистее. — Ты чего там встал, паренек, иди сюда, хоть познакомлюсь с кем из молодежи.
— Да он уже не молодежь. — Мерлин усмехнулся. — Молодежь сейчас ужасно скрытно таится у тебя за спиной.
— Куда там, таится. Эй, горе воин, хватит в меня целиться, я свой. Иди на пост, не переживай. Неси службу бодро, ничем не отвлекаясь, и не пропускай больше никого. Если скажут, что со мной, не верь. Сразу вали насмерть. И не забудь про контрольный звонок.
— А?
— Тьфу ты, бестолочь. Контрольный звонок в голову, ага.
В темноте мелькнула фигура Змея, на самом деле подкравшегося незаметно. Енот неожиданно для себя позавидовал. Он-то его не рассмотрел и не расслышал, как ни странно.
Рукопожатие у Бирюка было крепким, на миг Еноту даже стало больно, так сильно сомкнулись клещи. Показалось, или нет, но на какое-то мгновение на лице пришельца, обманувшего и псов и его, промелькнула ухмылка. Такая злая, совсем мальчишеская. Мол: ну-ка, ну-ка, посмотрим, что ты можешь, пацан… Обиды прибавилось. В довесок к мерзко скребущей на душе после проникновения Бирюка в лагерь. Но сделал бородач это зря. Енот давно мог не только обижаться. Злости в нем тоже хватало. Мерлин не вмешивался, лишь смотрел на постепенно краснеющее лицо подчиненного и спокойного Бирюка.
— Неплохо, — хрипло буркнул тот, разжимая наконец свою клешню. — Очень даже неплохо.
— Всё такой же… — Мерлин покачал головой. — Ты ж по делу?
— Да так… — Бирюк достал из кармана пачку вовсе не самопальных папирос. Такие, с толстым картонным мундштуком и золотистым кольцом, привозили из Эмирата, если Енот не ошибался. Чиркнула фосфорная спичка, тут же закрытая широкими ладонями. — Хотя…
— Пошли к Капитану. — Лысый чистильщик развернулся.
— Не рано? — Бирюк глубоко затянулся сладковатым дымком. — Спит ведь.
— Лишь бы не поздно. — Буркнул Мерлин, и не думая останавливаться. Старший группы шел по направлению автомобиля командира отряда. Енот подумал, и пошел назад, на пост. Тем более идти спать не хотелось. В компании великана Первого, чья медвежья фигура возникла в проеме между машинами, можно подождать до утра. И выспаться в дороге, после сборки лагеря.
— Хотя бы предупредил… — Капитан ворчал, шаря в ящике, спрятанном под поднимающейся кроватью. — Всегда у тебя все вот так. Свалился как снег на голову, потребуешь чего-нибудь. Потребуешь?
— Как всегда. — Бирюк ухмыльнулся, бросил на тумбу высокую кожаную кепи, провел рукой по блестящей в свете ночника бритой голове. Блики играли не на всей ее поверхности. Странного вида шрамов на ней хватало — Как тебе моя прическа?
— Хоть сейчас иди, сватайся, все невесты твои. Ага, нашел. — Командир отряда довольно крякнул, выпрямляясь. В руке у него оказалась прямоугольная бутылка из темного стекла. На красной этикетке, наклеенной нарочито небрежно, шла косая белая надпись — «Ячменное». Кэп вопросительно приподнял одну бровь, демонстрируя два относительно чистых стакана во второй руке.