Степан Разин (Книга 2)
Шрифт:
Перешагнув через мертвую, Никита вышел вон из избы, под густым дождем отвязал лошадей и помчался к Волге, где в камышах казаки укладывали на дно челна раненого атамана...
Покинув шатер атамана, Прокоп Горюнов помчался к острожку. Он знал, что делать. Настала минута, ради которой приехал он с Дона.
У острожка шла перестрелка. Григорий Федотов, оставшись за атамана, готовился к приступу на городок. Между стеною и валом крестьяне клали мосты из бревен и из мешков с землею, отвлекая меж тем осажденных пальбою с другой стороны.
Прокоп атаманским шлепком по спине одобрил ратную хитрость Федотова, засмеялся
– Не стало б по Волге погони. Как на струги взойдете, так причалы рубить, остальные струги и челны пусть вниз поплывут самоходом. У берега их не кидать – так батька велел, – сказал Прокоп.
Прокоп кипел жаждою дела... Если бы ускользнуть от внимания своих казаков и попасть в воеводский стан, он выдал бы Разина с головой воеводам, он указал бы место, где Наумов оставил челн.
Он видел и слышал, как закипели в казачьем стане его слова. Уже поскакали к Волге дозоры... В ночном мраке строились сотни...
– Куды казаки отъезжают? – спросил Федотов, столкнувшись с ним в темноте возле вала.
– Батька им указал в обход, на воеводу с тыла ударить, – сказал Прокоп. – А ты живей учинай приступ.
Он ехал к Волге, прислушиваясь в ночи, когда заварится свалка. При первых же криках и выстрелах от городка он припустился рысью, въехал в камыш у берега и прямо с седла соскочил в челн.
– Что там? – нетерпеливо спросил Наумов.
– Бьют наших... Новое войско пришло, к Волге гонят... Да, слышь, Наумыч, неладно творим, – несмело сказал Прокоп. – Сколь народу бояре порубят...
– А что ж теперь делать! – возразил Наумов.
– Сам я батьку свезу. Сберегу, не страшись, а ты не кидай мужиков. Грянь с донскими, да и забей дворян в стены... Мужиков на расправу покинешь – и батька тебе того не простит...
– Сдурел ты! – ответил Наумов. – Батькину голову я никому не доверю. Сам повезу. Он всей Руси еще надобен... Батька будет – и войско будет!..
Как раз в этот миг казаки, отходившие к Волге, сшиблись с полком, который Барятинский выслал на берег... Со стругов ударили фальконеты...
– До стругов добрались! – воскликнул в испуге Наумов. – Весла в воду! – приказал он своим казакам.
Гребцы налегли, и в волжском тумане по высоким и бурным осенним волнам одинокий челн полетел на низовья...
Зарево над острожком, пушечная пальба, какие-то крики, конское ржанье доносились вослед беглецам по воде. Сквозь всплески холодной волжской волны и свист в камышах осеннего резкого ветра весь этот шум воображенье превращало в отчаянный рев обезумевших тысяч людей, избиваемых воеводской ратью...
Только к рассвету, скрывшись от бешеной волжской бури, беглецы пристали в высоких густых камышах.
По берегу днем проносились всадники, бежали отдельные пешеходы.
– Позвать, может их, распросить? – добивался Прокоп.
Ему не терпелось узнать, как бояре разбили крестьянское войско, лишенное казаков. В то же время надеялся он, что сумеет на берегу привлечь внимание воеводских разъездов к челну, затаившемуся в камышах.
Но Наумов держал его возле себя.
Разин не приходил в сознание. То он недвижно и бездыханно лежал на кровавой подушке, то вскакивал с криком и рвался из рук неусыпно хранивших
Наумов выглядывал несколько раз из камышей, наблюдая берег. Он сказал Прокопу, что видел разъезды дворян. У того стеснило дыхание от досады и нетерпения.
Прокоп наблюдал, как мимо них один за другим проносились в тумане десятка два небольших челнов с казаками.
– Окликнуть? – спросил он у Наумова.
– Не надо, не кличь. Кто их знает, какие мысли... Боярское войско рыщет по берегам. Батьку в Астрахань тайно доставим, чтоб не схватили. Один-то челн всюду проскочит...
– В Астрахань?! – удивился Прокоп. Это расстраивало его замыслы: в Астрахани сидели верные союзники Разина – Шелудяк и Василий Ус. На Волге по городам было оставлено сильное и обученное войско – казаки, стрельцы. Разин их созовет и опять воспрянет. Прокоп слыхал, как Шелудяк говорил, что в случае поражения Степан возвратится в Астрахань и для того там надо держать свежие силы, не в Астрахань надо идти, а на Дон, где за это время домовитые отдышались и сколотили вокруг себя верных людей.
Никита едва успел вскочить в челн вместе с десятком других казаков, сопровождавших Степана. Он заметил на себе испытующий взгляд Прокопа и понял, что, посылая его за Марьей, Прокоп заранее знал, кто она такова.
Никита сидел на веслах, греб. Лицо его, руки и платье были залиты кровью, которую он и не думал смыть.
– Что ж ты один воротился? – тихо спросил Прокоп, когда они стояли в камышах.
Никита с ненавистью посмотрел на него и не ответил, лишь скрипнул зубами. Он вспомнил, как уже неделю назад Прокоп спросил его, что бы он сделал, когда бы узнал, что Марья не утопилась, а бежала к другому... Он опасался теперь, что Прокоп скажет Наумову обо всем и, страшась за участь Степана, Наумов прогонит его из челна. Никита не мог уйти от Степана. Жажда мести держала его тут... Он наблюдал за Прокопом, но тот с равнодушным видом сидел в челне, больше не глядя уже на Никиту.
– Изведешься ты так-то, Наумыч! – внезапно сказал Прокоп. – Отдохнул бы. Хоть я посижу возле батьки!..
Никита вздрогнул, пронзительно посмотрел на Прокопа, но тот по-прежнему не глядел в его сторону.
– А ты сам не уснешь? – спросил Наумов. – Буен был с вечера батька. Неравно снова вскинется – из челна да и в Волгу!.. Лучше Никитка пускай посидит. Не уснешь, Никита?
– Не усну, – буркнул Никита, и сердце его защемило, словно щипцами. «Не утерплю я – зарежу его!» – в страхе подумал он.
Он встал, покачнулся в челне, чуть не свалился, но, удержав равновесие, шагнул к Степану и опустился возле его изголовья, не глядя в лица Наумова и Прокопа.
– Эк ты загваздался весь в кровище! – заметил Наумов. – Хоть отмылся бы, что ли!
Склонясь через край челна, Никита послушно вымыл лицо и руки. И вот он сидит, глядя в безжизненное лицо Степана. Кровавая повязка на лбу, дыхания не слышно, знакомое, всегда живое лицо побелело, даже губы белы – ни кровинки... «Какая тут месть! Был бы жив!.. Сквитались мы с атаманом ныне!..» – подумал Никита. Он продолжал смотреть в безжизненное лицо. «Неужто помрет?! Не берегся в битвах – всюду сам, всюду сам!.. Отваги в нем сколь!.. И вправду, другого на свете нету такого: один на всю Русь... „Сокол!“ – думал Никита. – Грех и помыслить за женку такого сгубить! И вправду она сказала – да кто с ним равняться может?!»