Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время

Мошкова Марина Глебовна

Изучение природно-климатических условий южноуральских степей и междуречья Волги-Урала (гидрография, почвы, осадки, растительность — Крашенинников И.М., 1927; Динесман Л.Г., 1960; Котин Н.И., 1967) дали возможность Б.Ф. Железчикову (1980а) разделить эти районы на две зоны — южную и северную, граница между которыми проходит по р. Урал в его широтном течении. Северную занимают степи Общего Сырта с небольшими возвышенностями и массой речных долин. В летнее время эта зона дает кочевникам-скотоводам богатое разнотравье и зеленые побеги деревьев в колках и поймах рек. Но значительный снежный покров затрудняет добывание корма зимой. Южная зона, представленная глинистой полупустыней с малым количеством осадков как летом, так и зимой, со скудной растительностью, напротив, пригодна для содержания скота в зимнее время. Северная зона (бассейны рек Общего Сырта — Белая, Дема, Самара, Сакмара, Чеган,

верховья Урала с Суундуком), как считает автор, служила для древних скотоводов местом летних пастбищ, на южной — располагались зимники кочевников (Железчиков Б.Ф., 1980а, с. 9). Это тем более вероятно, что именно на левобережье Урала (Илек, район Орска, Актюбинска) обнаружены самые большие и богатые могильники, насчитывающие сотни курганов (Новый Кумак, Лебедевка). Как известно, семейно-родовые кладбища кочевников создавались главным образом вблизи их зимних стоянок. Но не исключена возможность существования могильников и на полпути между зимними и летними пастбищами (Железчиков Б.Ф., 1980а). При этом они могли насчитывать большое количество курганов или, напротив, состоять из 2–3 насыпей. Разбросаны по степи и одиночные довольно крупные курганы. Правда, невысокие насыпи, которые могли окружать большой курган, со временем практически исчезают, а современные темпы работ и техника освоения целинных земель довершают их разрушение. Поэтому наши суждения о количественном составе могильников могут не всегда соответствовать первоначальной картине. По ряду причин трудно предполагать на зимниках скотоводов этих районов существование постоянных жилищ. Нигде в южном Приуралье и междуречье Волги-Дона (западный Казахстан, Узени, Камыш-Самарские озера и т. д.) не найдено никаких следов постоянных поселений или стоянок многоразового использования. И, наконец, юрта является универсальным жильем для этих мест — в ней прохладно летом и тепло зимой. По сей день в ряде районов Гурьевской обл. некоторые чабаны предпочитают жить не в домах, а в войлочных юртах (Железчиков Б.Ф., 1980а, с. 116). Не противоречит нашему заключению и сообщение Страбона о том, что сарматы живут в кибитках, укрепленных на повозках (Страбон, VII, 3, 17). Модель такой кибитки найдена в одном из керченских склепов (табл. 79, 5).

Вопрос о направлении и протяженности кочевок у скотоводов южного Приуралья по-прежнему достаточно спорен. Однако наиболее реальной представляется позиция Б.Ф. Железчикова. Основываясь на топографии археологических памятников и данных этнографии XVII в., он допускает очень протяженные меридиональные перекочевки и менее далекие широтные и радиально-круговые, но обязательно с зимовок, где нельзя было оставаться летом, на летовки, при этом как можно дальше от зимников, сохраняя тем самым травы от вытаптывания в летний период (Железчиков Б.Ф., 1980б, с. 118). Восстановление продуктивности пастбищ, как и воспроизводство поголовья скота, являются двумя основными требованиями во всем цикле производственной деятельности кочевника.

По мнению Б.Ф. Железчикова, племена, расселявшиеся в глинистой полупустыне северного Прикаспия и степях Орского плато, кочевали с марта по ноябрь-декабрь, проходя за это время до 2 тыс. км и возвращаясь почти постоянно нестабильным зимовкам. Племена, жившие в бассейнах рек Самары, Чагана, Илека, Белой, двигались по более ограниченным маршрутам на 300–800 км. Часть населения указанных племен могла, как считает ученый, постоянно оставаться на зимниках, и, следовательно, именно эту часть савромато-сарматской общности можно считать полукочевниками (Железчиков Б.Ф., 1980а, с. 10).

Однако при определении формы кочевания даже к племенам, живущим в бассейнах перечисленных рек (Самара, Чаган, Илек, Белая), следует подходить дифференцировано, и утверждения о полукочевом образе жизни скотоводов подкреплять данными археологических источников. Последние обычно косвенно (мы располагаем лишь погребальными памятниками), но все же намечают определенные ориентиры. Так, например, могилы Аландских курганов — самых северо-восточных памятников савроматского времени — содержали относительно самое большое количество костей крупного рогатого скота. Этот факт в сочетании с природно-климатическими условиями района дает основание для предположения о меньшей подвижности населения северо-восточного Оренбуржья (Мошкова М.Г., 1972а, с. 78).

Комплексные почвенно-археологические исследования В.А. Демкина и А.В. Лукашова в Заволжье позволили им создать модель наиболее вероятного использования пастбищ, тем более что физико-географические особенности северного Прикаспия обуславливают резко выраженную сезонность этих пастбищ.

В савроматское время (VI–IV вв. до н. э.), как считают исследователи, маршруты перекочевок имели в основном меридиональное направление, что связано прежде всего с направлением течения рек Волги и Урала и сравнительно небольшим количеством населения, не испытывавшего необходимости в освоении глубинных степных районов.

В раннесарматское

время (IV–II вв. до н. э.) резкий рост населения в результате миграции из южного Приуралья и соответственное увеличение поголовья скота потребовали оптимального использования возможностей региона. Статистика распределения археологических памятников этого периода указывает на изменение маршрутов перекочевок. Ранние сарматы интенсивно осваивают глубинные степные районы, которые используются в качестве весенних и осенних пастбищ. Маршруты перекочевок усложняются, приобретая сложный комбинированный характер — широтно-меридиональный. Концентрация памятников в районах, приуроченных к долинам рек Волги и Урала (80 %), показывает, что появляются стабильные зимники, закрепленные за отдельными семейно-родственными группами. Возникновение стационарных кладбищ в глубинных степных районах позволяет говорить об установлении достаточно строго определенных маршрутов перекочевок на летние пастбища, что было необходимо в связи с дефицитом водных источников и нестабильностью кормовой базы в глубинных районах Прикаспийской полупустыни (Демкин В.А., 1983; Демкин В.А., Лукашов А.В., 1983; Демкин В.А., Лукашов А.В., Лукашов Ю.В., 1984).

По данным остеологического материала из савромато-сарматских погребений южного Приуралья и Заволжья состав стада у этих кочевников представляется следующим: основное место занимала овца, на втором месте — лошадь и минимальную роль играл крупный рогатый скот. Кости последнего в погребениях среднесарматского времени отсутствуют полностью. Подобный состав стада — еще одно свидетельство очень большой подвижности населения.

Способ ведения кочевого хозяйства при круглогодичном содержании скота на подножном корму был свойствен кочевым племенам южного Приуралья и междуречья Волги-Урала на протяжении всей их истории — от VI в. до н. э. до IV в. н. э. Однако нестабильность численности поголовья скота при экстенсивном скотоводстве, всецело зависящем от климатических колебаний (периодические засухи, суровые или очень снежные зимы), постоянно создавала проблему баланса между основным средством существования (скот) и численностью населения. Этот процесс усугубляется и легкостью отчуждения скота в результате вражеских набегов. Все вместе определяло общую нестабильность кочевой экономики.

Периоды длительных оптимальных условий (увлажнение степей), способствовавших резкому увеличению кочевого населения южного Приуралья, как это случилось в раннесарматское время, создавали ситуацию, при которой массовая миграция, т. е. расширение производственной базы путем овладения новыми пастбищами, являлась почти единственной возможностью существования. Вероятно, именно этой причиной вместе с бурными политическими событиями конца IV в. до н. э. в Передней и Средней Азии было вызвано переселение раннесарматских племен южного Приуралья в Поволжье и дальнейшее передвижение поволжских, а возможно, и уральских номадов далее на запад и в предкавказские степи. Часть населения южного Приуралья могла откочевать на юг, в Среднюю Азию. Памятники кочевников, окружавших Бухарский оазис, начиная с конца IV — начала III в. до н. э. несут на себе печать очень глубокого сарматского влияния. Не исключено, что какие-то сарматские племена южного Приуралья, смешавшись с кочевниками Казахстана, осели на окраинах западной части Зеравшанской долины.

Период увлажнения сменился устойчивым засушливым временем, и памятников среднесарматского времени, особенно в восточных районах южноуральской территории, чрезвычайно мало. Миграции и засухи во много раз уменьшили кочевое население этого района.

На основании письменных и археологических источников можно утверждать, что скот у кочевников, в том числе и савромато-сарматов, являлся частной собственностью семей или глав семей (Смирнов К.Ф., 1964а, с. 199, 200). Совершенно справедливым представляется также мнение некоторых исследователей, считающих, что становление частной собственности на скот не только предшествовало развитию кочевого скотоводства, но было одной из его предпосылок (Хазанов А.М., 1975, с. 93). В то же время у кочевых скотоводов, в том числе и у савромато-сарматов, никогда не фиксировали права собственности на такое важнейшее средство производства, как пастбищные земли (Першиц А.И., 1976, с. 287). Таким образом, собственность на скот и пользование определенными участками земли рода, общины и целого племени являлись основой, на которой зиждилось все хозяйство древних кочевников. Основными хозяйственными единицами в производственном процессе савромато-сарматских племен всегда оставались семья и род.

Отсутствие поселений на нижней Волге и в южном Приуралье заставляет нас судить о производственной деятельности савромато-сарматских племен только на основании погребального инвентаря. Как уже было сказано, гончарного круга это население не имело. Производившаяся кочевниками лепная керамика судя по ее качеству являлась продукцией домашнего производства. Именно поэтому она несет на себе печать локальности не только в рамках больших регионов, но и более мелких областей, а иногда и отдельных могильников.