Степной рассвет
Шрифт:
Варламов прислушался. Вечно молчаливая Верочка стояла на краю лестницы и что-то негромко напевала.
— Та та-та-та-тааа-та-та… М-м-мы-м-м-мы…
— Веруня! Что это ты там мурлычешь? Странная какая-то песня, словно похоронная. Сама что ли придумала? Не рановато ли ты наш фильм хоронишь?
— Нет-нет, Леонид Васильевич! Это я того старшего лейтенанта тогда подслушала. Помните, он тогда на даче у машины своего комиссара ждал, чтобы вместе с ним уехать? Вот тогда я и услышала.
— Гм. А ну-ка изобрази этот реквием.
— Это и правда, немного похоже на реквием. Только он очень тихо пел и я не все слова запомнила.
— Ничего-ничего! Напой
Верочка прокашлялась и тихим голосом немного смущенно запела. Постепенно в ее голосе стал появляться метал и чеканность окончаний.
От героев былых времён Не осталось порой имён. Те, кто приняли смертный бой, Стали просто землёй и травой Только грозная доблесть их Притаилась в сердцах живых. Этот вещий огонь, нам завещанный одним Мы в груди храним…Она потупила взор и вздохнув, затараторила.
— А дальше, Леонид Васильевич, там что-то про батальон в строю, про друзей было. Потом вы все наружу вышли и так громко разговаривали, что я его слышать перестала. Я тогда специально совсем близко к нему встала и что-то про героев услышала, там и еще что-то про глаза солдат, которые с фотографий увядших глядят. И про их взгляд, который как высший суд для ребят, что сейчас растут, и что мальчишкам нельзя солгать и обмануть, ни с пути свернуть, но что до этого было я почти не слышала. А потом он, как заметил что я его слушаю, и сразу же петь перестал…
— Слушай, а ведь здорово! Это же как раз песня про то, про что мы фильм снимать собрались. Чего ж он нам сразу это не напел-то!
— Мне показалось, что он стесняется…
— Этот ухарь, который Чибисова в учебный истребитель запихнуть грозился. Вот уж не поверю, что он хоть чего-то или кого-то стесняться будет. Хм.
— Ну что вы! Я столько похожих историй слышала. Человек смелый до бесстрашия, а про то, что стихи пытается писать, рассказать стесняется.
— Ладно Бог с ним, с этим рифмоплетом, но стихи его надо будет дописать и из них центральную песню фильма сделать можно. Ну как в Голливуде саундтреки делают. Кстати, вот ты и займись доделыванием.
— Я не могу!
— Это еще почему?
— Ну, во-первых, песня чужая. Надо сначала разрешения спросить. Во-вторых, я стихи писать не умею.
— Слушай, не до сантиментов сейчас. Проспим, не успеем вовремя начальство убедить, и вся наша подготовительная работа коту под хвост пойдет. Поняла меня? Две недели я тебе на доделки даю. Кого хочешь привлекай, но чтобы центровая песня фильма через две недели была готова…
Вечер уже почти опустился на и без того обездоленную, а в последнее время еще и обжигаемую войной, землю этой маленькой восточной страны. Календарь в штабе особой эскадрильи показывал, что завтра будет последний день июня 1939. На замершем в оцепенении фронте, то и дело происходили какие-то мелкие стычки, но такого накала боев, как в начале и середине двадцатых чисел июня тут пока не наблюдалось. За три последних дня пилоты особой эскадрильи успели слегка изучить район полетов и, наконец-то, привыкли более-менее нормально считывать равнинные ориентиры. Каждый из них за это время отработал по нескольку десятков приземлений с различными положениями ветра.
У главного ремонтного ангара технической службы эскадрильи в предвечерних тенях замерли групповой композицией капитан Ванин и бессменный замкомэск Колун. Глубокие морщины избороздили лбы обоих красных командиров. А смесь удивления, радости и испуга чуть тронула глубину четырех многое повидавших глаз. Впрочем, предмет их пристального внимания по всей видимости заслуживал и более ярких эмоциональных показателей, причем колеблющихся в обе стороны шкалы измерения. Что касается Павлы, то ей еще и просто не верилось, что ее нахальный утренний запрос будет удовлетворен с такой почти космической скоростью.
— Алексей Петрович, а это что такое, и откуда оно тут?
— Нравится? Да, примерно с час назад пограничным Р-10 из Забайкальского округа эта красавица прилетела.
— Гм. А этот гра… кра… Эгхм!
«Хрясь себя по губе раскатанной! Тебе, голубушка, кто вообще разрешил без включения мозгов языком-то махать?! Гранатомет ей, понимаешь, привиделся. Угу. Станковый, блин, а заодно реактивный и автоматический. Три раза "ха". Это же, наверняка, какая-то пушка Курчевского. А, судя по калибру, та самая АПК-37 и есть, она же АПК-11. Жаль я про нее только читала, а фотографий не видела, и сравнить сейчас этот ужасный облик мне просто не с чем. М-дя-я. В жизни не встречала вот такого «воинствующего уродства»».
— А он… в смысле она. что все еще на вооружении стоит?
— Да нет, их все уже несколько лет как сняли. Ну а эта, видимо, вместе со своей сестрой в Забайкалье испытания проходила. Почему ее оттуда обратно на Родину не выслали, непонятно. Может, просто случайно на пограничном авиационном складе забыли. Правда, нам она всего в одном экземпляре досталась. А вторая, как мне сказали, в момент выстрела разорвалась. Зато снарядов к этой последней аж полсотни штук. Как раз на пару зарядок.
«Нормально так. Первая разорвалась, а эта типа сильно понадежнее будет. Гм. Нет, это все здорово, конечно. Я ведь тут уже неделю ждать посылку приготовилась. И все бы было ничего, вот только ни разу не отлаженная эта помпово-ракетная авиахреновина. Как еще она себя в воздухе поведет? Помню читала, что ежели с ней круто пикировать, то у нее снаряды вперед просто выпадают. М-дя-я. Эх жаль, что проверять все это уже прямо этой ночью в бою придется. И что характерно… Гм… Кроме меня ведь никому эти эпохальные опыты и доверить-то нельзя. Да-а. Вот тебе, бабушка, и пироги. Значит придется мне ночной порой из этой 37-миллиметровой зазнобы, задевая пузом самурайское белье на веревках, бракованными снарядами по японцам пулять».
— Алексей Петрович, нам бы из этих полста штук снарядов десяток без взрывателей стрельнуть для проверки. Мы ж японцам несколько таких болванок подарить собираемся.
— Да, это-то как раз легко. Сейчас мы ее и пристреляем. А вот куда нам устанавливать эту дуру? Вам же ведь к японцам лететь с ней придется. А крылья И-14 для таких опытов разоружать и новыми креплениями дырявить крайне нежелательно. Потом это может в бою очень неприятно аукнуться. Хотя, как я слышал, эта пушка как раз под прототипы наших истребителей и разрабатывалась. А тому же Р-10 под брюхом, она фанеру фюзеляжной обшивки запросто зажечь или поломать может. Под крылом вместо блока эрэсов, наверное, можно бы ее подвесить, вот только времени на доработку подвески совсем у нас маловато. Да и как потом стрелять с такой весовой асимметрией? А там ведь еще и проводку к спуску городить…