Стерегущие дом

Грау Шерли Энн

По дороге в контору Джона я размышляла: а что, если бы умер он? И понимала, что он для меня не все. Есть дети, дом, есть земля, которой уже полтораста лет владеет мой род; есть круг обязанностей, будничных и привычных, но спасительных в час невзгоды.

Наверно, я тосковала бы о нем, но не умерла. В этом и заключалась разница. Мы с Ниной не такие, как Маргарет. Нам далеко до нее.

Спустя немного —

месяца через два — позвонил Роберт. Я собиралась ложиться спать, Джон был снова в отъезде. Открылась сессия сената, и он уехал в столицу. Я сильно простудилась и готовила себе горячее питье, как вдруг зазвонил телефон.

— Спокейн вызывает миссис Толливер.

Я машинально сказала «да», соображая, кто у меня есть из знакомых в Спокейне. Голоса я не узнала — да и как бы могла узнать?

— Говорит Роберт Хауленд. — Первую секунду это не вызвало никаких ассоциаций. Мое тяжелое, сопящее молчание, по-видимому, стало его раздражать. — Сын Маргарет.

— Господи боже мой, — сказала я. Здесь у нас он всегда был Роберт Кармайкл.

— Ты меня слышишь? — У него был четкий выговор жителя Среднего Запада. Слова доносились раздельно и ясно, как речь диктора по радио.

— Слышу, конечно. Это я просто от неожиданности. Сколько лет прошло, и вдруг вы оба объявились.

— Кто же еще?

— Нина.

— Что ей было нужно?

— А ты разве не знаешь? Разве вы с ней не видитесь?

— Я даже не знаю, где она живет. — Я не поверила, даже после того, как он прибавил: — Я не в восторге от ее мужа.

— Маргарет тоже была не в восторге.

— Мне бы хотелось спросить кое-что про нее. Можно — или лучше позвонить по другому номеру?

— Зачем?

Он опять заговорил с раздражением:

— Твой телефон не подслушивают?

— Кому может понадобиться подслушивать мои разговоры?

— Твой муж занимается политикой. То и дело встречаешь в прессе его имя. Поэтому все может быть.

Я чихнула, тупо заныла голова.

— Оставь ради бога, Роберт. Про Маргарет и ее детей знает каждый встречный и поперечный. Что тут скрывать?

Он на секунду запнулся и не сказал того, что хотел. Потом отрывисто спросил:

— Что с ней стряслось? Я слышал, она умерла.

— Кто тебе сказал?

— Не помню.

— Значит, Нина, — убежденно сказала я, и он не стал спорить. — Я так и думала, что вы с ней поддерживаете связь. Независимо от того, в восторге ли ты от ее мужа.

— Хорошо, ответь на мой вопрос, — сказал он.

— Она утопилась тридцатого января.

— В прошлом году?

— Да.

— Где?

— В ручье за домом — так говорят, во всяком случае. Я

сама не была, не видела.

— Еще бы, тебе нельзя.

— Я могу бывать, где мне вздумается, не говори глупостей.

Вмешался голос телефонистки.

— Ваши три минуты истекли. Будьте добры опустить…

— Ладно, — оборвал ее Роберт. — Сейчас, у меня есть с собой мелочь. — Вдалеке приглушенно звякнуло, он опустил в автомат монетку.

Стало быть, звонит не из дому, не со службы и даже не из гостиницы, если он в чужом городе. Хочет, чтобы никто не знал.

Молчание вновь прервал он:

— Она не оставила записку?

— Записку, где сказано, кто виноват? Нет, — сказала я. — Это тебе придется вычислить самому.

— Для меня оставила что-нибудь?

— Ты, очевидно, имеешь в виду деньги… — Конечно, он имел в виду другое, мне просто хотелось его уязвить. — Дом и землю она оставила своей двоюродной сестре — той, что с ней жила. И ей же примерно четвертую часть денег, какие достались от деда. Остальные три четверти — мне.

— По завещанию?

Отчего это дети Маргарет так умеют вывести меня из терпения?

— А как же еще она могла их оставить?

— Обо мне там ничего не сказано? — Он помедлил, превозмогая нежелание связывать себя воедино с другими. — О нас?

— Нет. Разумеется, не сказано.

— Я думал, а вдруг…

— Неужели ты ее так плохо помнишь? Когда вы все отсюда уезжали, вы исчезали навсегда. У нее больше не было детей.

— Нет, это я как раз помню, — медленно проговорил он. — Хотя и много воды утекло с тех пор.

— Она сделала это ради вашего блага. — Фраза получилась банальной, но так оно и было.

— Возможно, лучше б ей было оставить нас при себе.

Он сказал это с горечью, и с такой же горечью я отвечала ему:

— И тогда — быть бы тебе негром на Юге и весь век копошиться в грязи.

— Квартероном.

— Ты начитался книжек, — сказала я. — Я еще не слыхала, чтобы кто-нибудь здесь употреблял такое слово. Ты был бы негром в глазах белых и в глазах черных — тоже негром.

— Это для меня не новость, — спокойно сказал он.

— Она сделала все, что могла, — сказала я. — А вот у вас не хватает здравого смысла и мужества поступить так же. — Я швырнула трубку, чтобы покончить с этим вороватым звонком, уронила голову на телефон и разрыдалась от бессильной ярости.

Когда Джон вернулся домой, я спросила:

— Как ты думаешь, наши телефонные разговоры подслушивают?

— Ты что, слышала треск?

— Нет, просто интересно.