Стертая
Шрифт:
Сердце постепенно успокаивается, в глазах проясняется. Я отстраняюсь.
— Да, все хорошо.
Я произношу эти слова, но какая-то часть меня все еще бежит.
ГЛАВА 4
Я плыву между деревьями, верчусь и вытягиваюсь на земле, на траве и ромашках. Я одна. Смотрю на ползущие по небу облака, принимающие полузнакомые формы, складывающиеся в полузнакомые лица. Имена ускользают, и я не пытаюсь их удержать — просто лежу неподвижно и никем не притворяюсь.
Пора.
Тихо. Почему так тихо? Биологические часы подсказывают, что сейчас позже 5 утра, но звонок не прозвенел, и по коридору не разъезжают, лязгая и дребезжа, тележки с завтраком.
Лежу тихонько, замираю, задерживаю дыхание и прислушиваюсь.
Мягкое, ровное дыхание. Близко. Неужели я вырубилась прошлым вечером? Неужели у меня в комнате Следящий? Если так, то он не столько следит, сколько спит.
В другом направлении негромкие, но бодрые звуки, то оживающие, то затихающие, как музыка. Птицы?
Что-то теплое у моих ног.
Я не в больничной палате. Память возвращается, и я открываю глаза.
Никакого Следящего на другой кровати — там спит Эми. Дышит глубоко, как и Себастиан у моих ног. Может быть, она тоже Следящий, но только иного рода?
Тихонько соскальзываю с кровати, подхожу к окну и отвожу штору.
Рассвет.
Красные мазки по небу, розовые завитушки облаков, как металлические стружки, свет, сияющий на листьях и влажной траве, буйные разливы цвета. Оранжевый, золотой, красный и все прочее.
Красота.
В больнице мое окно выходило на запад. Я видела закаты, блокированные, правда, зданиями, но никогда — рассвет.
Птахи не одни, у них есть друзья, и когда они присоединяются, негромкая поначалу песня набирает силу. Я толкаю окно, раскрываю шире, высовываюсь и дышу. Воздух свежий, без металлического привкуса, без запаха дезинфицирующих средств. В нем сырость зелени, сада и полей за ним, мерцающих в раннем свете.
Я знаю, хотя не знаю откуда: город — не мое. Я была — и есть — деревенской девчонкой.
Иначе и быть не может. Вот почему это место больше похоже на дом.
Нет, не похоже на дом, оно и есть дом — на вчера, сегодня, завтра и еще много-много дней в будущем. Но еще раньше я стала той, кто я есть сейчас. Доктор Лизандер говорит, что мое подсознание рождает вещи, проверить достоверность которых невозможно. Незнакомое следует познавать через логику и здравый смысл, так же как диаграммы, карты и лица, которые я рисую.
Внизу — блестящая трава, опавшие листья до невозможности насыщенных оттенков и растянувшиеся вдоль дома увядающие цветы. Все так и просит — возьми, перенеси на бумагу. Я осторожно закрываю окно и прохожу через комнату. Эми не шевелится, только грудь едва заметно поднимается и опускается в размеренном ритме.
С кровати за мной наблюдают два зеленых глаза.
— Мяу!
— Шшшш. Не разбуди Эми, —
Где мои принадлежности для рисования?
Сумку разбирала накануне Эми, а я в общей суете растерялась и не обратила должного внимания, куда она их положила.
Выдвигаю один ящик, потом другой. Осторожно и тихо. И наконец нахожу — папку с рисунками, карандаши и блокнот для набросков.
Вынимаю все и обнаруживаю под папкой шоколадки — прощальный подарок от медсестер десятого этажа в то последнее утро. С удивлением сознаю, что это было всего лишь вчера. А кажется, намного раньше, и воспринимается как часть прошлого.
Уровень — 6.1. Во всяком случае, не ниже. Так что шоколадка мне сейчас не нужна. С другой стороны, разве всегда требуется какой-то предлог? Я разворачиваю обертку.
— Интересный вариант для завтрака. — Эми садится и зевает. — Так ты ранняя пташка?
Смотрю на нее непонимающе.
— Ты всегда встаешь рано?
Задумываюсь.
— Наверно, да. Хотя, может быть, это потому, что в больнице по-другому нельзя.
— Ох, да. Помню этот жуткий утренний звонок. Завтрак в шесть утра. — Она ежится.
— Хочешь? — Я протягиваю шоколадку.
— Мммм, соблазнительно. Может быть, позже, когда совсем проснусь. А это что? — Эми смотрит на папку у меня в руке.
— Мои рисунки.
— Можно посмотреть?
Колеблюсь. Вообще-то я редко показываю рисунки кому-то, хотя доктор Лизандер настаивала на том, чтобы проверять их более-менее регулярно.
— Если не хочешь, не надо. Ты вовсе не обязана это делать.
Я сажусь рядом с ней, раскрываю папку и достаю листы. Эми смотрит на верхний и ахает. Это мой автопортрет. На нем я, но другая: одна половина лица — как отражение в зеркале, а другая половина показана без кожи, и глазное яблоко свешивается из пустой глазницы.
— Можно? — Она протягивает руку, и я подаю ей рисунок. Вот только раньше сверху лежал другой. Начинаю перебирать листы.
— У тебя так хорошо получается. Поразительно.
В папке не все, и сама стопка не такая толстая, какой должна быть. Где же остальные?
— Что-то не так?
— Нескольких недостает.
— Уверена?
Я киваю. Просматриваю еще раз, медленнее, не торопясь. Те, на которых я, моя комната, воображаемые места и люди, на месте, а вот многих других нет.
— Уверена. Пропала почти половина.
— Что там было?
— Всякое разное. Медсестры. Мой больничный этаж. Карты разных мест. Доктор Лизандер. И...
— Ты сказала, доктор Лизандер? — Эми смотрит на меня удивленными глазами.
Я киваю, продолжая просматривать рисунки, почти уверенная, что если поискать внимательнее, то они найдутся.
— Та самая доктор Лизандер? Ты и вправду ее знаешь?
Я больше не ищу. Хватит. Их здесь нет. Пропали.
Бзззз. Предупреждение с запястья. 4.3, и падение продолжается.