Стерва, которая меня убила
Шрифт:
Командир посмотрел на меня. От его глубоких голубых глаз во мне сразу образовался переизбыток совести.
– Это правда? – грозно спросил он. – Ты с ней заодно?
Я отрицательно покачал головой.
– Да эта стюардесса меня самого чуть не ухлопала!
– Стюардесса первой открыла стрельбу! Хорошо, что я «броник» не снял, – гнул свое Амбал, – иначе душа моя парила бы сейчас рядом с самолетом.
– Это надо еще доказать, кто первый открыл стрельбу! – защищался я наступлением, многозначительно глядя на окровавленный
– Я разве похож на идиота, чтобы в летчика стрелять? – воскликнул Амбал и неуклюже засмеялся.
– Похож, похож! – заводился я. – Ты думал, что я в одиночку смогу посадить самолет на озеро! Сначала расстрелял командира через дверь сортира, потом своих дружков!
– Что ты, дирижаблик! – взвыл Амбал. – Это не я стрелял!
Меня уже несло по волнам фантазии, и остановиться я не мог.
– А почему дружки убиты, а ты жив и здоров?
– Да потому что я «броник» не снял… Вот, смотри, плечо задето, я даже в отключке был…
Он попытался засучить рукав, но я отвернулся и замахал руками:
– Не надо нам показывай свой томатный сок! Это ты был в сговоре со стюардессой! Она сиганула с чемоданом в озеро, а твоя задача – сымитировать крушение самолета, чтобы замести следы…
– Да ты… да ты… – бормотал Амбал, заходясь в гневе от моей наглости.
Командир, нахмурясь, молча слушал нас обоих. Вдруг слабо хлопнул ладонью по подлокотнику.
– Всем молчать! – произнес он. Прикрыл глаза, отдышался, набираясь сил. – Вопрос решен: будем садиться на озеро.
– За это вас наградят орденом, – пообещал Амбал, сделав глоток из бутылки, которая появилась в его руке, как у фокусника. – А дырявый дирижабль, если будет вести себя хорошо, будет помилован.
– Ну, это не тебе решать! – оборвал его командир и с ходу задал вопрос: – Что было в чемодане?
– Э-э-э, – протянул Амбал, почесывая кончиком пистолетного ствола щетину. Он явно не был готов к ответу. – Я не имею права об этом распространяться.
– Деньги? – допытывался командир.
– Не совсем, – уклончиво ответил Амбал и тотчас проболтался: – Драгоценности колхидских коллекционеров… Мы должны были доставить их на аукцион «Сотби» через Москву.
– В таком случае я требую, – на повышенном тоне произнес командир. – Оружие с глаз моих долой! Соблюдать порядок и дисциплину! К трупам и предметам, которые могут помочь следствию, не прикасаться! Ничего не трогать без моего разрешения…
– Без базара, командир, – согласился Амбал.
Наведя таким образом порядок на борту, командир нажал на какой-то тумблер, расположенный на штурвале, и повернул штурвал вправо. Тотчас самолет стал наклоняться в сторону, облака, словно стадо баранов, побежали куда-то, по стенам кабины поползли солнечные пятна.
Самолет лег на обратный курс. Под крыльями сверкали заснеженные горные вершины, утопали в парниковой дымке влажные зеленые ущелья.
– Кто желает выпить? – предложил Амбал и, не дождавшись ответа, вышел из кабины.
Я с тревогой следил за командиром. Хватит ли у него сил на столь трудную посадку? Выглядел он плохо, лихорадочно дышал, лицо блестело от пота. Казалось, он засыпал, пригревшись в солнечных лучах. Думаю, что он потерял много крови, а нервный разговор окончательно лишил его сил.
– Топлива хватит? – спросил я, интересуясь вовсе не топливом, а способностью командира ответить.
Он не отреагировал, и я встревожился еще больше.
– Командир! – позвал я. – Вы себя нормально чувствуете?
– Превосходно, – буркнул командир и уронил голову на грудь.
Я почувствовал, как от неверного движения самолет качнул носом и начал крениться. Страх пронзил меня, словно электрическим током. Я вскочил с кресла, схватил командира за лацканы кителя и осторожно тряхнул.
– Эй, командир! – позвал я. – Вы слышите меня? Пожалуйста, не умирайте! Командир! Командир!
Он не реагировал. Голова его безвольно покачивалась, глаза были закрыты, руки сползли со штурвала. Я хотел кинуться за помощью в салон, но перед дверью остановился, взвыл дурным голосом и схватился за волосы. Чем этот остолоп мог помочь мне? Десять, двадцать, сто подобных остолопов не могли заменить одного умирающего пожилого пилота.
Я снова кинулся к командиру, упал на колени и прижался ухом к его груди. Значок, изображающий земной шар с самолетиком, уколол мне мочку уха. Я ничего не услышал, кроме ровного гула моторов. Командир не подавал признаков жизни.
Может, это всего лишь обморок? Я подул на бледное лицо и выскочил за минералкой.
– Что там? – лениво поинтересовался Амбал. Он сидел в кресле, рассматривая этикетку бутылки.
Я не ответил, вынул из шкафа боржоми и кинулся в кабину. Склонился над командиром, набрал в рот воды и выплюнул ее ему в лицо.
Кажется, он едва поморщился.
– А-а-а! – закричал я, откидывая бутылку в сторону. – Командир!! Что же ты делаешь!!
Страх парализовал мысли и волю. Я стоял посреди кабины, обливаясь потом, и не знал, что делать.
Вошел Амбал. Вторая бутылка сделала его почти счастливым. Он улыбался и мурлыкал какую-то мелодию.
– Командир вырубился! – пролепетал я.
– Я так и думал, – равнодушно ответил Амбал и отхлебнул. – Он тебе мешает, да? Вытащить его?
– Не надо! – замахал я руками. – Лучше приведи его в чувство. Только быстрее! И постарайся ничего не задеть… Кажется, он успел включить автопилот…
– Да чего ты так испугался? – пожал плечами Амбал. – Сам, что ли, не справишься? Хочешь, я за левым крылом послежу?