Стерва на десерт
Шрифт:
— Ну-у не знаю, — промямлила Сонька. Но по блеску ее глаз я поняла чего. И, сделав мечтательное лицо, пропела:
— А какие там мужики! Все, как один, подтянутые, хорошо одетые, воспитанные.
— Так уж и все? — недоверчиво хмыкнула подруга, но крючок, как я поняла по глазам, теперь уже мерцающим, заглотила.
— Почти, — авторитетно подтвердила я, а потом, зная о ее любви к мужчинам в форме и красивым автомобилям, добавила. — Они же военные, преимущественно в чинах. К тому же недавно из ГДР расформированные, все на крутых тачках.
Сонька мечтательно
Прошел час, с того момента, как мы вошли в этот полутемный зал, с зеркальной стойкой, пластиковыми столами, флюрисцентными лампами, из-за которых Сонькино белое белье под платьем светится так, будто и нет на ней этого самого платья, Ксюшины зубы сверкают и кажутся лошадиными, а мои белые волосы похожи на седые лохмы.
Было уже больше 9 часов, а мы все еще оставались трезвыми. Оно и понятно, выпили мы, по нашим меркам, совсем немного — бутылку водки и два литра пива, к тому же закусили прилично — съели по сосиске и по пачке чипсов. По этому за столиком сидели скромно, лишь осторожно оглядываясь на мужиков и танцевать совсем не хотели.
— Еще бутылочку? — робко предложила Сонька. Она знала, что мы поклялись контролировать каждую каплю спиртного, попавшего ей на язык.
— Еще? — посмотрела на меня Ксюша, которая в этот день угощала.
— Можно, — прикинув, согласилась я.
— А она… — подруга кивнула на Соньку, — буянить не начнет?
Я пристально посмотрела на Сонечку, но та показалась мне совсем трезвой, по этому я дала добро:
— Заказывай, вряд ли от 150 грамм она окосеет.
Сонька энергично закивала, и Ксюша подозвала официантку.
Прошел еще час, опустела вторая бутылка. Настроение поднялось настолько, что окружающие мужчины мне уже казались именно такими, какими я их описала Сонечке: красивыми и здоровенными. Подружки мои тоже заискрили от переизбытка положительных эмоций, особенно светилась Соня, умудрившаяся за два часа, что мы пробыли в этом клубе, вскружить голову мужичку с соседнего столика. Мужичок, правда, был так себе — староватый и толстоватый, но подружке моей, когда она находилась «под мухой», все представители сильного пола казались сказочно прекрасными.
Когда мы пошли танцевать, Сонькин кавалер потащился за нами. Вслед за ним на данспол перекочевали еще два экземпляра, эти, как пить дать, решили увязаться за мной и Ксюшей. Итак, взятые в плотное кольцо почитателей, мы влились в поток танцующих.
Последующие 2 часа я помню смутно. Единственное, что запомнилось, так это то, что каждый отирающийся рядом мужик норовил меня приобнять, а так как за что меня ни обнимай, всегда наткнешься на обнаженную часть тела, липли они ко мне с большой охотой и дрожью в теле. Только отбиваться успевала.
Когда электронные часы над барной стойкой показали 4 нуля, мы с Ксюшей заволновались.
— Надо валить, — шепнула я подруге.
— Надо, надо, — согласилась она, отпихивая от меня потного молодого человека, который набивался в
— А где Сонька? — озираясь и шикая на кавалера, спросила я.
— Когда я видела ее в последний раз, она отрывала от стены всех стоящих мужиков и тащила их в круг.
— А когда я ее видела, она уже с ними хоровод водила. Но это было в 11.
— А к диджею не она залезла? — испугалась Ксюша. — Какаю-то девицу, вроде, оттуда охранник отволок.
— Не знаю, — упавшим голосом, созналась я. Мне было стыдно за себя — как меня угораздило не доглядеть за подругой, а все это платье дурацкое и всеобщее внимание к нему. — Ксюш, пошли искать. А то сейчас натворит что-нибудь!
И мы рванули в танцзал почти бегом. Когда, оказавшись на кишащей дрыгающимися людьми площадке, мы огляделись, то первое, что увидели, так это Соньку, возбужденную, лохматую и до неприличия счастливую. Она, радостно повизгивая, стояла в окружении 4 мужчин и энергично пихала то одного, то другого бедром в бока. На лицах кавалеров был написан неописуемый восторг вперемешку с вожделением, они, бедняги, не знали, что Сонька только на авансы щедра, а как доходит до дела, она выпучивает глаза и оскорбленным тоном говорит: «Я не такая!».
Мы, растолкав локтями кавалеров, пробились в центр круга и увидели, что Сонька, обхватив шею давнишнего поклонника, того, что сидел за соседним столиком, бодро отплясывает канкан, при этом задирая ноги так, что ажурные белые трусики выглядывают из-под подола и задорно светятся.
— Звезда моя далекая, пора домой! — прокричала я в самое ухо подруги.
— Не пойду! — беспечно промурлыкала Сонька и задрыгала ногами с удвоенной энергией.
— Электричка через полчаса. А нам еще идти на станцию минут 15, — воззвала к здравому смыслу плясуньи Ксюша. Она еще не поняла того, о чем я уже догадалась, а именно — Сонька пьяна в стельку, а значит не управляема.
— Не пойду, — более строго сказала наша резвушка и позволила пожилому толстяку приобнять себя за талию.
— Пойдешь, как миленькая, — разозлилась Ксюша, после чего дернула Соньку за руку.
— Отстаньте, — вступился за свою пассию толстяк. — Она сегодня остается со мной. У нас намечается ночь любви.
Я смерила наглеца презрительным взглядом (терпеть не могу, когда мужик пытается воспользоваться женской слабостью) и бросила:
— Вам, дедушка, пора о душе подумать, а не о любовных приключениях. К тому же целую ночь вы не протяните. Так что отвалите!
— Она остается, — продолжал упорствовать кавалер, все теснее прижимаясь к своей хрупкой избраннице.
— Она едет домой, — гаркнула Ксюша и попыталась отлепить мужика от подруги.
Со стороны сцена, наверняка, выглядела уморительно. Представьте: в центре — пьяная блондинка, все еще дергающая стройной ножкой и виляющая попкой, хоть это и затруднительно, на блондинке висит тучный мужик в возрасте, а две подвыпившие злые барышни прыгают вокруг, то отрывая от подруги прилипшего мужика, то оттаскивая от него ее саму. Не забудьте еще о том, что молча бороться мы не умеем.