Стезя и место
Шрифт:
Первым к телеге подошел не дед, как ожидал Мишка, а обозный старшина, по совместительству, специалист по военно-полевой хирургии и эвтаназии — Бурей. И первый вопрос, который он задал, был не о самочувствии раненых, а о том, в какое это место надо получить ранение, чтобы от раненых так завлекательно пахло?
Чума в ответ пустился в длинные и многозначительные рассуждения о том, что место это секретное, знать его дано не каждому, а если даже кто и узнает, то воспользоваться этими знаниями не у всякого получится…
Под эту, сугубо научную, беседу Мишка и задремал. Не разбудили его даже гы-гыканье Бурея и хохот Чумы, по поводу «медицинской» рекомендации обозного старшины: для быстрейшего выздоровления постоянно держать раненую ногу во рту.
Глава 3
Мишка голышом бежал по ночному лесу, настороженно прислушиваясь к конскому топоту и азартным крикам преследователей. Пока свет факелов, которые держали в руках всадники, был почти не видим — дистанцию удавалось выдерживать, но настораживало то, что с одной стороны была полная тишина и ни проблеска огня. То ли с той стороны ждала засада, то ли именно там и находилось то место, куда загоняла его погоня. В любом случае, Мишка не собирался двигаться в ту сторону.
Казалось бы, пешему уйти от конного в ночном лесу просто — коня особенно не разгонишь, а преследуемому стоит только юркнуть в какое-либо убежище и пропустить погоню мимо себя — ищи потом! Однако, поначалу, Мишку гнали по сосняку — гладкие, стоящие особняком друг от друга стволы, ни кустов, ни низкорослых деревьев — спрятаться негде. И полной темноты тоже не было — слабый свет ущербной луны кое-как проникал сквозь кроны сосен и хотя бы позволял не натыкаться на деревья. Но Мишке требовались заросли: кусты, лиственные деревья, ельник — все, что позволит воспользоваться уроками Стерва и обмануть погоню.
Повезло — удалось добежать до густо заросшей, сырой низинки, хоть и неширокой, но зато вытянувшейся в длину метров на двести. Тут-то Мишке и удалось пропустить погоню через себя, просто-напросто нырнув под свисающие до земли лапы молодой елки и обернувшись калачиком вокруг ее ствола. Искололся, конечно, голышом-то, да пока лежал, не шевелясь, по телу принялась «путешествовать» всякая лесная мелочь, но погоню обманул. Выбрался из-под елки и побежал в обратную сторону.
Ну с чего бы, по сути говоря, выпендриваться? Ну, погоняют по лесу, потом поймают и притащат на место проведения обряда, там поизмываются, проверяя храбрость, быстроту реакции, умение терпеть боль и, возможно, умение владеть оружием. Зададут ритуальные вопросы и выслушают ритуальные же ответы, воспроизведут некое «магическое действие» и готово — был мальчишка, стал молодой мужчина. Тем более, что дед, прежде, чем оставить одного голого в ночном лесу, кратко проинструктировал Мишку: ничего не бояться, слабости ни в коем случае не показывать, отвечать на вопросы так-то и так-то. Нательный крест, кстати, дед тоже забрал, значит посвящать будут, надо полагать, в перуново воинство. Обычный обряд инициации, освященный вековыми традициями и проводящийся, с незначительными изменениями, со времен каменного века. Ничуть не страшнее, чем процедура «удара милосердия» через которую провел десятник Егор опричников у веси Яруга. С чего особенно сопротивляться-то?
Однако Мишка упорствовал, как мог, сразу по нескольким причинам. Первая — обида на десятника Егора. Проиграл заклад, обещал воинские пояса, так нехрен это еще и дополнительными процедурами обставлять!
Вторая причина — возраст. Возраст инициации в Ратном — шестнадцать лет, и известие о предстоящем «мероприятии», неожиданно для него самого, породило у Мишки воспоминание о высказывании Йозефа Геббельса на тему: «Сейчас для нас четырнадцатилетний мальчишка с фаустпатроном важнее десятка теоретиков, рассуждающих о том, что шансы нации упали до нуля!» Несмотря на то, что проводить какие-либо параллели между фольксштурмом и опричниками Младшей стражи было, по меньшей мере, странно, такое сравнение на ум почему-то пришло. Возможно потому, что слишком уж много деталей совпадали. Ратнинская сотня остро нуждалась в пополнении, и кадровый дефицит восполняли за счет пацанов, ну прямо, как при обороне Берлина в 1945 году. «Взаимоотношения» мальчишки с самострелом и латного конника очень уж напоминали «взаимоотношения» фаустника и танка, тем паче, что и дистанции поражения примерно совпадали. Да и опричники «рвались в бой» с не меньшим энтузиазмом, чем «продукты» Гитлерюгенда.
Третья причина…
Преследователи, прочесав заросшую лощинку и не обнаружив там беглеца, собрались в кучу и, даря Мишке драгоценные секунды, коротко посовещались. Потом разделились — основная группа снова погнала коней через заросли, а четверо (по двое с каждой стороны) двинулись по краям лощины, склоняя факелы к самой земле и высматривая следы. Если бы Мишка выскочил из зарослей в сосняк, да бежал бы неаккуратно, следы на слое сухой хвои можно было бы разглядеть даже в свете факела.
Теперь погоня двигалась медленнее, без азартных криков и внимательно проверяя все места, где мог бы укрыться беглец. Это дало Мишке возможность добраться до примеченного при первом пробеге через лощинку места и убедиться, что возможность «избежать стандарта» имеется. Узкий проход в зарослях молодых елок перекрывал ствол упавшего дерева, причем лежал он так неудачно, что просто перешагнуть его конь не мог, надо было перепрыгивать, а значит, подъезжать не шагом, а хотя бы легкой рысью. Тут же росло еще одно дерево, чьи нижние ветви были достаточно толстыми, чтобы выдержать мишкин вес. Наверх проезжающий через проход всадник смотреть не станет — все внимание будет привлечено к лежащему поперек пути стволу.
Получилось даже лучше, чем планировал Мишка. Преследователи продрались сквозь тесный строй молодых елок и поехали дальше, не заметив притаившегося в ветвях Мишку, а один, почему-то задержавшийся, направил коня к проходу, разгоняя его для прыжка через поваленное дерево. Мишка упал руками на протянувшуюся на проходом ветку и, свесившись, как на турнике, впечатал пятку прямо в закрывающую лицо всадника берестяную личину — куда-то между ртом и левым глазом. Удар получился крепкий — скорость сближения скачущего всадника и выставляемой вперед ноги, оказалась весьма существенной. Личина под пяткой хрустнула, всадник без малейшего звука вывалился из седла, успев лишь потянуть слабеющими пальцами повод. Конь прыгать через поваленное дерево не стал, а беспокойно затоптался на месте.
Мишка соскочил на землю, дернулся от боли в ушибленной пятке, постоял на одной левой, и снова осторожно встал на обе ноги. Острой боли не было — сильно пятку не отбил, но и хорошего тоже мало — левая рука еще побаливает после приключений на землях Журавля, а теперь еще и правая нога.
«Хорошо, что конь не убежал, а то пешком теперь проблематично… а этого-то вы, сэр, случайно не насмерть приложили? Голова, все-таки, не пятка…»
Мишка приложил пяльцы к шее лежащего на земле ратника, на секунду сжался от страха, не сразу нащупав бьющуюся жилку, потом вздохнул с облегчением — просто добротный нокаут! Повезло и в другом — остальные загонщики не заметили произошедшего, и свет факелов постепенно удалялся.
«Так… и кого же нам Бог послал? Едрит твою… „Не мир тесен — нас мало!“».
Под сдернутой личиной обнаружилась прямо на глазах заплывающая опухолью физиономия десятника Тихона.
«М-да, любезнейший, с такой фортуной вам десятником не бывать! В походе за болото „отличились“ так, что дядюшка Лука, во избежание более серьезных оргвыводов, морду начистил, теперь здесь. Это уже намного серьезнее — ратнинские воины нынешнему мероприятию, несомненно, придают некий мистический смысл, и такое свидетельство неудачливости, конечно же, расценят, как знак свыше. Мордобоем тут не отделаешься, тем паче, что он уже состоялся. Ну, что ж, сэр Майкл, а вам-то это на руку!»