Стезя смерти

Попова Надежда Александровна

Курт распрямился, закрыв глаза и отступив, вскинул руку ко лбу, покрывшемуся испариной; из жара бросило в холод, как в горячке, и на мгновение забылось все то, о чем грезил и чего желал два удара сердца тому назад. Некстати пришедшее на ум сравнение словно сорвало с небес на землю, разбив вдребезги.

— Майстер Гессе?..

Когда он открыл глаза, Маргарет смотрела испуганно, вглядываясь в его лицо с настороженностью, и от этого взгляда, проникнутого почти заботой, стало внезапно легче…

— Вам дурно?

Или я что-то не то сказала?

— Головная боль, бывает, — откликнулся Курт первым, что взбрело в мысли, опустившись на скамью напротив нее, и улыбнулся через силу, теребя медальон в руке и жалея, что не может сквозь перчатку ощутить ее тепло, оставшееся на неровной металлической поверхности. — Возмездие за недостаточный сон; справедливо, но немилосердно.

— Не пугайте меня, майстер инквизитор, — укорила она, демонстративно погрозив ему. — Представляете, что говорили бы? «Он перемолвился с ней парой слов и впал в беспамятство».

Курт улыбнулся, с сожалением упрятав медальон под куртку, и непроизвольно сжал кулак, словно там, в стиснутой ладони, можно было сохранить нечто, оставшееся от касания этих тонких пальцев. Нечто материальное, ощутимое, вещественное…

— Иными словами, сражен наповал.

Это вырвалось само собою, помимо его воли и помимо желания; не поднимая глаз, Курт сидел неподвижно и молча еще несколько мгновений, затаив дыхание и боясь услышать колкость в ответ.

— Вы просто беспримерный льстец, майстер Гессе, — отозвалась Маргарет фон Шёнборн, однако голос ее был спокоен — ни чрезмерной серьезности, ни насмешки он не заметил. — Но из ваших уст это звучит приятно.

Это не было похоже на обещание — эти слова именно обещанием и являлись; иначе просто не могло быть…

Взять себя в руки стоило немалого труда, невероятного усилия; сумев принудить себя, наконец, поднять взгляд к фиалковым глазам напротив, Курт, боясь, что не совладает с голосом, заговорил тихо и медлительно:

— Госпожа фон Шёнборн, я… я понимаю, что продолжение нашей беседы вам, скорее всего, понравится меньше, но мне придется…

— …задать пару вопросов?

— Да, — неловко улыбнулся он, снова смешавшись и запнувшись на миг, снова забыв, что хотел сказать, что спросить, как то было минувшим вечером, когда услышал, что сможет увидеть здесь Маргарет фон Шёнборн. — И хочу предупредить вас, что некоторые из них могут вам показаться…

— …нескромными?

— Возможно, что так. Но прошу вас понять, что…

— …это ваша работа.

Курт невольно засмеялся, качнув головой:

— Госпожа фон Шёнборн, вы меня смущаете.

— Интересно, — ответная улыбка была откровенно довольной. — Смущенный инквизитор; это любопытное зрелище… Бросьте, майстер Гессе, я не хотела насмешничать, простите. Я готова отвечать и помочь, чем сумею, спрашивайте.

— Благодарю

вас за понимание, — склонил голову Курт, стараясь говорить непринужденно, но слабо понимая, насколько в этом преуспевает…

Говорить, не глядя на собеседницу, было бы верхом неучтивости, но говорить, смотря в эти глаза — свыше его сил…

— Филипп Шлаг, — начал он, нанизывая слова с осторожностью, словно мелкий бисер на невидимую нить. — Вы ведь знали его?

— Тот бедный юноша, что умер третьего дня? — уточнила Маргарет, согнав с лица улыбку. — Да, я его знала — он учится в университете давно, а тех, кто дожил хотя бы до второго курса, я знаю почти всех. Разумеется, я подразумеваю лишь бывающих в этом заведении.

— И… — выговорить этого Курт не мог — просто не мог, губы отказывались складывать эти слова вместе, язык отказывался повиноваться; наконец, решившись, он выдохнул и завершил: — насколько близко вы его знали?

— Я верно поняла смысл ваших слов, майстер Гессе? — голос Маргарет фон Шёнборн не похолодел, как он того боялся; напротив, эта мысль, казалось, ее развеселила. — Вероятно, это и есть ваш нескромный вопрос?

— Простите, — развел руками Курт. — Такая у меня… впрочем, дальше вы сами знаете.

— Интересная у вас работа… Нет, господин дознаватель, его я знала близко, однако не настолько близко. Вы удовлетворены?

— Да.

Это был почти вздох — облегченный вздох…

— Хорошо, — проговорил он негромко — то ли попросту подытожив уже сказанное и услышанное, то ли высказав свое отношение к ее словам. — Хорошо… Госпожа фон Шёнборн, теперь я задаю тот же вопрос, но уже с другим подтекстом, вполне благопристойным. Итак, насколько близко вы знали Филиппа Шлага?

— Не будете ли вы любезны объяснить детальнее, что именно вас интересует? — уточнила Маргарет. — В пристойном виде этот вопрос несколько… туманен.

— Я вас обидел? Простите.

Она улыбнулась снова — для него, — и на душе вновь потеплело от этой улыбки…

— Нет, майстер Гессе. Вы меня не обидели. Как я сама же отметила, ваши вопросы вы задаете не из праздной пытливости, а исключительно в интересах дела; как можно таить обиду на следователя за то, что он стремится выявить истину?

— Благодарю вас за понимание, — повторил Курт с непритворным облегчением, лишь на миг почти с ужасом вообразив себе, что Маргарет фон Шёнборн в самом деле могла оскорбиться на его любопытство, замкнуться, отдалиться, не успев приблизиться. — Я попытаюсь разъяснить, что я подразумевал… Я хочу сказать — не относился ли Шлаг к тем, кто… заслуженно или нет… полагал себя вашим…

— Другом?

— Возможно, не столь громко, но… приятелем… добрым знакомым; словом, не считал ли он вас человеком, коему можно выговариваться?