Стихи и эссе
Шрифт:
И кормит тем навозом, что крадет
Из испражнений скотских и людских.
Все в мире — вор!
Акт IV, сцена 3.
Жизнь вынуждает нас посягать на права других. Обладание предполагает, что мы лишаем чего-то наших ближних. Особенно сложно все обстоит с плотским желанием. В нем сочетаются голод и любовь, стремящаяся отдавать. На приглашение Тимона отобедать с ним, Апемант отвечает:
Апемант
Нет, я не ем вельмож.
Тимон
И не надо, не то ты разозлишь наших дам.
Апемант
Вот они-то и едят вельмож: оттого у них и животы пухнут.
Акт I, сцена 1.
В
Я думаю, нет ни одного ростовщика, который бы не держал на службе шута. Моя хозяйка той же породы, и вот — я ее шут. Когда люди занимают у ваших хозяев, они приходят печальными, а уходят веселыми. А в дом моей госпожи они входят весело и уходят печально. Знаете причину?
Акт II, сцена 2.
Трата, расход — как физическая необходимость. Бодлер отмечает, что: "Есть только два места, где приходится платить за право расходовать: женщины и общественные уборные". Учитывая, что любовь подразумевает нечто большее, чем приобретение, проституция не считается уважаемым занятием. Однако Бодлер не считает проституцию стяжательством и видит в ней символ агапе:
Любовь — желание проституции. Поистине, не существует ни одного возвышенного наслаждения, которое нельзя было бы свести к проституции. Во время спектакля, на балу каждый извлекает удовольствие из других. <… > Любовь может возникнуть из благородного чувства, желания проституции, но вскоре она искажается стремлением обладать собственностью. Любовь хочет отделиться от самой себя, стать, подобно победителю с побежденным, частью жертвы, в то же время сохраняя преимущества победителя. Чувственные удовольствия человека, содержащего любовницу, — это переживания и ангела, и домовладельца. Милосердие и жестокость. В действительности, они не зависят ни от пола, ни от красоты, ни от животного рода.
"Из всех существ наиболее склонное к проституции — это высшее существо, сам Бог, — пишет Бодлер, — ибо для каждого человека он друг превыше всех остальных друзей, ибо он единый, неиссякаемый источник Любви" [550]
У всех нас есть физические потребности. Всем нам нужна пища — мы просим о ней в молитвах: "Хлеб наш насущный даждь нам днесь". Если я могу поделиться пищей — замечательно. Если нет — ничего не поделаешь. Любовь невозможно оценить. Родители способны дарить любовь детям, не требуя любви взамен. Родительская любовь не вполне бескорыстна, но она ближе всего к идеалу бескорыстной любви. Тимон не в силах купить любовь — любовь дается вольно. Любовь не поддается оценке, тогда как пищу оценить несложно. Посередине находятся произведения искусства, которые крайне сложно оценить и определить в категориях жертвования и приобретения. Поэт в "Тимо- не Афинском" считает себя дарителем: "Поэзия похожа на камедь, / Струящуюся из ствола-кормильца" (i. 1). Он полагает, что только передает другим дарованную ему природу и опыт. И все же искусство сообщает нам нечто, оно удовлетворяет некую потребность — потребность в наслаждении и истине. Здесь присутствует и субъективный фактор. Что нужно моему ближнему? Если человек испытывает голод и жажду, то, чего он желает, тождественно тому, что ему следует желать. В искусстве не все так просто. Сложность заключается в лести. За свое творение художник не вправе ожидать и похвалы, и денег. Тимон произносит великолепную, но, впрочем, традиционную речь о развращающей силе золота (1v.3). Однако сам Тимон пытается использовать деньги, чтобы породить деньги взамен. Его слова о вызываемом золотом разложении справедливы, но не потому, что деньги сами по себе суть зло. У денег есть и обратная сторона — они могут помочь свободе. Люди порочные используют деньги, чтобы порвать с обществом или подчинить своей воле других, но ведь деньги могут способствовать и развитию агапе, любви к ближнему. Если бы Вентидий обнаружил репу, помочь ему смог бы только землепашец. Сложно оценить искусство, и невозможно оценить любовь и авторитет — эти последние основаны не только на физических, но и на духовных желаниях. Деньги, подобно науке, могут спасать или губить жизни. Деньги усиливают причастность, к раю или к аду.
550
Шарль Бодлер, "Интимный дневник", 45, 29–30, 79.
Строки Чарльза Уильямса — поэта, которого вы вряд ли знаете, — кажутся уместными в связи с "Тимоном Афинским":
Явили
Кей, дворецкий, сведущий в торговле, молвил:
"Добро: деньги пройдут сквозь века,
без толмачей — от Лондона до Омска.
Дела пойдут наверняка,
Мы возведем мосты. И горы
Пронзим туннелем; золото скачет по землям.
Бедняк покупает, богач получает доход.
Ход событий послушен воле — больше,
чем лордов мечи и молитвы монахинь.
Ведь деньги суть средство обмена"
Помрачнел Тальесин, протянув
руку к драконам: "Я долго размышлял.
Сэр, символам не верит поэт.
Боюсь драконов вольных, чеканных.
Коль средства независимы — они несут погибель.
Слова, избегшие стихов, калечат души.
Лишенная рассудка страсть родит тирана;
Расплод монет грозит большой бедой.
Мы приучили образы к свободе; ты рад?
И рады ль мы впустить ту ересь в Логрес?"
Отвечал епископ лордам;
поднялись слова в тихий воздух:
"Власть может символы обратить в богатство,
и алчность — принудить Бога, скрывающего лик
порой, скрыться навечно; положено,
что вечный дом, душою обретенный,
всегда — дом ближнего; забудем о корысти
мы должны жить в обители влюбленных
друг мой будет мне кровом, я — ему.
Таков путь мира в дни благие;
станьте друзьями через монеты неправые,
богатство твое да будет здоровьем другого.
Что сказал Гераклит? — чем дышит небесный Град? —
Смертью жить и жизнью умирать — таков Божий лад.
Ведь деньги — лишь одно из средств обмена" [551]
Перикл и Цимбелин
23 апреля 1947 года
551
Чарльз Уильяме, "Логрес глазами Тальесина": "Боре к Элейн: монеты короля".
Мы переходим к первым из четырех пьес, которые образуют заключительный период в творчестве Шекспира. В это же время он написал часть "Генриха VIII" и "Двух благородных сородичей".
Олдос Хаксли где-то высказал мысль, что было бы интересно составить антологию последних или, вернее, поздних произведений великих художников [552] . К ним относятся, например, "Самсон-борец" Мильтона, "Когда мы, мертвые, пробуждаемся" Ибсена, последние квартеты Бетховена, "Фальстаф" Верди, поздние картины и офорты Гойи. Возраст автора здесь ни при чем. Шекспиру было только сорок пять, когда он создал "Перикла" и "Цимбелина" Бетховен умер в возрасте пятидесяти семи лет. Верди, между тем, дожил до восьмидесяти. Поздние произведения должны отличаться от остальных работ автора. Последние работы Поупа или Бена Джонсона не в счет — они не другие. Отличие не должно быть вызвано упадком творческих сил: так, Вордсворт после 1816 года написал немного стоящего. Иные, подобно Россини и Рембо, просто перестали сочинять, и у них нет "поздних" произведений. Отличие должно определяться сознательным выбором художника, который тот совершает в пору заката своего творчества, в преддверии близящейся смерти.
552
О. Хаксли, предисловие к "Полному собранию офортов Гойи".