Желаю восславить любовь я,Хвалу вознести ей сполна.Полезна она для здоровья,Приятна для сердца она.Любовь помогает в работе,Любовь согревает в быту,Наш дух отрывая от плоти,Бросает его в высоту.И дух наш по небу летает,Как горный орел все равно,То крылья свои распластает,То ринется камнем на дно,То тайны познает Вселенной,То съест на лету червяка —Отважный, как будто военный,Привольный, как Волга-река,Взирая с высот равнодушноНа трудности местных властей,Парит он в пространстве воздушном,Охвачен игрою страстей.А не было б в мире любови,Сидел бы, забившись в углу,Поскольку подобных условийНикто не создал бы ему.1984
Про Петра (опыт синтетической биографии)
Люблю Чайковского Петра!Он был заядлый композитор,Великий
звуков инквизитор,Певец народного добра.Он пол-России прошагал,Был бурлаком и окулистом,Дружил с Плехановым и Листом,Ему позировал Шагал.Он всей душой любил народ,Презрев чины, ранжиры, ранги,Он в сакли, чумы и ярангиВходил — простой, как кислород.Входил, садился за рояльИ, нажимая на педали,В такие уносился дали,Какие нам постичь едва ль.Но, точно зная, что почем,Он не считал себя поэтомИ потому писал дуплетомС Модестом, также Ильичом.Когда ж пришла его пора,Что в жизни происходит часто,Осенним вечером ненастнымНедосчитались мы Петра.Похоронили над ДнепромЕго под звуки канонады,И пионерские отрядыДавали клятву над Петром.Прощай, Чайковский, наш отец!Тебя вовек мы не забудем.Спокойно спиНа радость людям,Нелегкой музыки творец.1986
Про Семена
Есть у нас в квартире дядя,Он известен в доме всем.У него во лбу семь пядей.На неделе пятниц семь.Семимильными шагамиПо квартире ходит он,За семью живет замкамиИ зовут его Семен.
Про Федота
Был Федот хороший слесарь,Им гордился весь завод,„Вечный двигатель прогресса“Называл его народ.В цех придя без опозданья,Он трудился день-деньскойИ за смену три заданьяВыполнял одной рукой.На Доске висел почета,Был по шашкам чемпион,И с идеей хозрасчетаВсей душой сроднился он.Если б так и дальше длилось,Стал бы он Герой Труда,Но однажды приключиласьС нашим Федею беда.Как-то раз в конце недели,А точней, под выходной,Он смотрел программу телеНа диване в час ночной.И хоть ту программу кто-тоОкрестил невинно „Взгляд“,Оказался для ФедотаЭтот „Взгляд“ страшней, чем яд.Охмурили неформалыТрудового паренька,Стал читать он что попало,Начиная с „Огонька“.Из семьи уйдя рабочей,Позабыв родной завод,На тусовках дни и ночиОн проводит напролет.За версту бывает слышно,Как подкуренный ФедотС диким криком „Хари Кришна!“Вдоль по улице идет.От его былого видаНе осталось ничего,Он вот-вот умрет от СПИДа,И не только от него.И не зря в народе людиМеж собою говорят:— Так с любым Федотом будет,Кто программу смотрит „Взгляд“!1988
„Провел я молодые годы…“
Провел я молодые годыНа лоне девственной природы,Природы девственной на лоне,Режима строгого на зоне.На зоне строгого режима,На фоне полного зажимаСчитал закаты и восходыВ местах лишения свободы.И все моральные уроды,И все духовные кастратыСо мной считали те восходы,Со мной считали те закаты.И покидая мир греховный,Перемещался в мир астральныйТо вдруг один кастрат духовный,То вдруг другой урод моральный.1992
Прогулка на два оборота
„Я не был никогда в Австралии,Где молоко дают бесплатно,Где, может быть, одни аграрииДа яблоки в родимых пятнах.“Ю. Арабов „Прогулка наоборот“
Я не был никогда в Монголии,Где от кумыса нету спасу,Где круглый год цветут магнолии,Согласно сообщеньям ТАССа.Там что ни житель — то монгол,А что ни лошадь — то Пржевальского,Там все играют в халхинбол,Но из ключа не пьют кастальского.Я не был никогда в Венеции —Шамбале кинематографии,Где драматургов нету секции,Что в переводе значит — мафии.Там время сжато, как пропан,И вечность кажется минутою,Там чуть не помер Томас Манн,А может, Генрих — я их путаю.Я не бывал в стране Муравии,Где ям не меньше, чем ухабов,Я также не бывал в Аравии,Ну что ж, тем хуже для арабов.Но я бывал в Голопобоево,Чьи жители клянут Арабова,Раскаты дикой лиры коегоЛишает их рассудка слабого.Там низок уровень культурыИ редко слышен детский смех.Ты лучше их не трогай, Юра,Убогих, Юра, трогать грех.1989
„Промышленность не может быть тяжелой…“
Промышленность
не может быть тяжелой.Ей надлежит быть легкой и веселой.1997
„Прости-прощай, ушедший век двадцатый…“
Прости-прощай, ушедший век двадцатый,Здорово-здравствуй, двадцать первый век!Я поздравляю с грандиозной датойСограждан, современников, коллег.Столетия итоги подбивая,Отмечу, что народ непобедим,Уверен, что нас вывезет криваяИз места, где мы столько лет сидим.И мы, едва сведя концы с концами,Задравши хвост победною трубой,Рванемся вновь на тройке с бубенцами,Оставив все народы за собой.Что вам сказать в конце тысячелетья?Тысячелетье в целом удалось.Дай Бог, чтоб не последним было третье,А там и дальше пронесет, авось.
„Просыпаюсь с бодуна…“
Просыпаюсь с бодуна,Денег нету ни хрена.Отвалилась печень,Пересохло в горле,Похмелиться нечем,Документы сперли,Глаз заплыл,Пиджак в пыли,Под кроватью брюки.До чего ж нас довелиКоммунисты-суки!1991
Прощание
Попрощаемся, что ли, родная,Уезжаю в чужие края.Эх, кровать ты моя раскладная,Раскладная подруга моя!Не стираются в памяти даты,Знаменуя истории ход.Я купил тебя в семьдесят пятомУ Петровских тесовых ворот.Дело было двадцатого мая,Запоздалой московской весной.Чем ты мне приглянулась, не знаю,Но вполне допускаю — ценой.Пусть не вышла ты ростом и статью,Нет причины о том горевать,Ты была мне хорошей кроватью,Это больше, чем просто кровать.Я не брошу тебя на помойкуИ не сдам в металлический лом.Пусть покрытая славою койкаПод музейным хранится стеклом.И пока не остыла планета,Свой последний свершив оборот,У музея-кровати поэтаБудет вечно толпиться народ.1987
Прощание матроса с женой
Уходит в плаванье матрос,На берегу жена рыдает.Его удача ожидает,Ее судьба — сплошной вопрос.На нем широкие штаны.Он в них прошел огонь и воду,Но моде не принес в угодуИх непреклонной ширины.На ней забот домашних груз,Ночей бессонных отпечаток,Да пара вытертых перчаток,Да полкило грошовых бус.Мгновений бег неумолим.В преддверьи горестной разлукиОна заламывает руки,Расстаться не желая с ним.Со лба откинув прядь волос,В глаза его глядит с мольбою.Перекрывая шум прибоя,Целует женщину матрос.И утерев бушлатом рот,Он говорит, прощаясь с нею,Что море вдаль его зовет,Причем чем дальше, тем сильнее.Матрос уходит в океан.Его шаги звучат все глуше,А женщина стоит на суше,Как недописанный роман.Мне эту сцену не забыть —Она всегда передо мною.Я не хочу матросом бытьИ не могу — его женою.1987
„Пусть продукты на исходе…“
Пусть продукты на исходе,Пусть кончается вода,Чувство юмора в народеНе иссякнет никогда.Даже смерть нам не помеха,Ну а если вдруг помрем,То, скорей всего, от смехаС нашим дедом Щукарем.
Размышления о Японии
В Стране восходящего солнца,Где сакура пышно цветет,Живут-поживают японцы,Простой работящий народ.Живут они там и не тужат,Японские песни поют,Им роботы верные служатИ гейши саке подают.Но водки при этом ни граммаНе выпьет японец с утра.Еще там у них Фудзияма —Большая такая гора.Там видео в каждой квартире,Там на нос по десять „Тойот“.Там сделать решил харакири,Бери себе меч — и вперед.Еще там у них император,Проснувшись, является вдруг,На нем треугольная шляпаИ серый японский сюртук.И пусть там бывает цунами —Японский народный потоп,Но я вам скажу между нами,Что все у японцев тип-топ.Я зависти к ним не питаю,Но все же обидно подчас,Что нам до них — как до Китая,А им — как до лампы до нас.1989
Романс на двоих
Я спою о безумной любви,О крушении хрупких надежд.Ты, Колян, там фанеру врубиДа высокие малость подрежь.О прогулках по саду в ночи,О луне, утонувшей в пруду,Ты звучи, моя запись, звучи,Я в тебя как-нибудь попаду.О сияньи волос золотом,О венке, что из роз тебе сплел…Ты чего там, уснул за пультом?Ты ж меня подставляешь, козел!О губах твоих алых, как мак.О зубах твоих белых, как лед.Это ж крупная лажа, чувак,Это ж с бабками полный пролет.О словах, от которых я пьян,О немеркнущем чувстве святом.Все. Линяем отсюда, Колян,За базар я отвечу потом.