Стихи, не вошедшие в основные сборники

Белый Андрей

Нежно в овес опрокинусь лицом

Теневым.

В легких волнах проплыву и овес зацелую,

Лаская.

Встану,

Паду я пронизан копьем

Золотым.

Солнце, ты новую рану

Наносишь.

Много веков, как ты грудь мне прожгло.

Бархат порфиры сорвешь и разбросишь

С плеч моих черных

Десницею злой.

Солнце, не надо плескаться

Томительно

Яркими блеснами,

Злыми червонцами.

Лиру старинную,

Только ее подниму я стремительно,

Чтоб насмехаться

Над

солнцами

Струнными всплесками,

Песенью мстительной.

<1907>

«Пусть в верху холодно-резком…»

Пусть в верху холодно-резком,

Где лежит хрусталь прошедших бурь,

Дерева бездумным плеском

Проливают золото в лазурь.

Крутятся, крутятся блеском,

Шепчут невнятно

Над перелеском

Листьев обвеянных ярко блеснувшие пятна.

На пороге обветшалом

Я сижу один.

Вижу: в блеске грустно-алом

Бег вечерних льдин.

И не рад, что ясным воском

Купола покрыл закат.

Пусть тревожно бьет по доскам

Льдяной дробью белый град.

Осень холодная выпала.

Сколько на небе холодного льду.

Облако градом обсыпало

И отразилось в пруду.

<1908>

СВЕТЛАЯ СМЕРТЬ

Тяжелый, сверкающий кубок

Я выпил: земля убежала —

Все рухнуло вниз: под ногами

Пространство холодное, воздух.

Остался в старинном пространстве

Мой кубок сверкающий — Солнце.

Гляжу: под ногами моими

Ручьи, и леса, и долины

Уходят далеко, глубоко,

А облако в очи туманом

Пахнуло и вниз убегает

Своей кисеей позлащенной…

Полдневная гаснет окрестность;

Полдневные звезды мне в душу

Глядятся, и каждая «Здравствуй»

Беззвучно сверкает лучами:

«Вернулся от долгих скитаний —

Проснулся на родине: здравствуй!..»

Часы за часами проходят,

Проходят века: улыбаясь,

Подъемлю в старинном пространстве

Мой кубок сверкающий Солнце.

<1909>

В АЛЬБОМ В. К. ИВАНОВОЙ

О том, как буду я с тоскою

Дни в Петербурге вспоминать,

Позвольте робкою рукою

В альбоме Вашем начертать.

(О Петербург! О Всадник Медный!

Кузмин! О, песни Кузмина!

Г***, аполлоновец победный!)

О Вера Константинов-на,

Час пятый… Самовар в гостиной

Еще не выпит… По стенам

Нас тени вереницей длинной

Уносят к дальним берегам:

Мы —

в облаке… И все в нем тонет —

Гравюры, стены, стол, часы;

А ветер с горизонта гонит

Разлив весенней бирюзы;

И Вячеслав уже в дремоте

Меланхолически вздохнет:

«Михаил Алексеич, спойте!..»

Рояль раскрыт: Кузмин поет.

Проходит ночь… И день встает,

В окно влетает бледной птицей…

Нам кажется, незримый друг

Своей магической десницей

Вокруг очерчивает крут:

Ковер — уж не ковер, а луг —

Цветут цветы, сверкают долы;

Прислушайтесь, — лепечет лес,

И бирюзовые глаголы

К нам ниспадающих небес.

______

Все это вспомню я, вздыхая,

Что рок меня от вас умчал,

По мокрым стогнам отъезжая

На Николаевский вокзал.

<1910>

ЛЮДСКИЕ ПРЕДРАССУДКИ

Зрю пафосские розы… Мне говорят: «Это — жабы».

От сладковеющих роз прочь с омерзеньем бегу.

Зрю — безобразная жаба сидит под луной на дороге.

«Роза», — мне говорят: жабу прижал я к груди.

<1915>

ПОСВЯЩЕНИЕ

Я попросил у вас хлеба — расплавленный камень мне дали,

И, пропаленная, вмиг, смрадно дымится ладонь…

Вот и костер растрещался, и пламень танцует под небо.

Мне говорят: «Пурпур». В него облеклись на костре.

Пляшущий пурпур прилип, сдирая и кожу, и мясо:

Вмиг до ушей разорвался черный, осклабленный рот.

Тут воскликнули вы: «Он просветленно смеется…»

И густолиственный лавр страшный череп покрыл.

1915

«Пришла… И в нечаемый час…»

Пришла… И в нечаемый час

Мне будишь, взметая напасти,

Огнями блистательных глаз

Алмазные, ясные страсти.

Глаза золотые твои

Во мне огневеют, как свечи…

Люблю: — изныванья мои,

Твои поцелуйные плечи.

1916

«Цветок струит росу…»

Цветок струит росу.

Живой хрусталь в пруду.

Так жизнь, мою росу,

В живой хрусталь снесу…

С улыбкой в смерть пройду.

Июль 1916

Дорнах