Стихи разных лет
Шрифт:
силе.
ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ
Аполлон, с людьми освоясь,
к нам пришел под рокот струн,
как курьерский ранний поезд
на конечную - в Ирун .
И задолго до рассвета
он доставил в город наш
зелень будущего лета
свой растительный багаж.
Прежде грустный и унылый,
я с надеждою следил,
как на каждый прутик хилый
он листочек насадил,
принял всяческие меры,
чтоб назавтра,
ложе дремлющей Венеры
всеми розами увить.
В КОРДОВЕ
Зов протяжный муэдзина.
Кто зовет - не разглядеть.
Под ветвями апельсина
важно шествуют в мечеть
пять старух с обвислой кожей,
дряхлый старец, а за ним
легким шагом - боже, боже!
чисто ангел-херувим!
Под мостом романской стати
кровью крашена река.
Кровью неба на закате
разливается тоска.
Плачь, вода и свет заречный!
Над пустынностью долин
лишь один твой голос вечный,
о, незримый муэдзин!
ФРОНТ
(Из стихов о гражданской войне)
Это фронт, а значит, не до шуток.
Это значит - правит пуля-дура.
Фронт - сухой и жесткий промежуток,
и бессильна тут литература.
Это фронт - и тут деталей мало.
Ворон и земля, и ворон снова.
Сердце и осколочек металла.
Плоть и пуля - ничего иного.
Это пушки увязают в пашне.
Это ужас в незнакомом взгляде.
Это насмерть встали в рукопашной,
чтоб ножу не уступить ни пяди.
Это фронт - ревущий голос танка.
Это фронт - разведка и атака.
И не пить, не есть среди кошмара.
И не спать. И быть готовым к бою.
Это - с несклоненной головою
или - на носилках санитара.
УМИРАЮЩИЙ НА ОБОЧИНЕ
Толкотнёй толпы измотан
ноги, сумки, снова ноги
неужели так умрет он,
доходяга у дороги?
Так, воды не видя, дохнет
пес измученный в пустыне,
так мотор бессильно глохнет
в изработанной машине.
Пуст огромный этот город,
не рассчитанный на жалость.
Пробил час - приходит холод,
жизнь сносилась и распалась.
Створки окон мне пропели,
на него с небес взирая:
– Умереть в своей постели
это что-то вроде рая!
Как вручает небу птица
дух из певческого тела?
Рядом ветка золотится,
день горит тепло и бело...
Умереть в кровавом поте,
на обочине, в клоаке...
До чего в конечном счете
мы пока еще собаки!
РОЗЫ... ЛОДКИ...
Розы... лодки... знаю... говорили...
ялики
В синем небе лайнеры парили,
и красиво полдень полыхал...
Но туннель, пробитый в склоне горном,
где ни звука уловить нельзя,
тайный ход, обшитый чем-то черным,
скрытая подземная стезя...
Розы... свет... потерян счет неделям...
помню, дети... женщина... уют...
Только как разделаться с туннелем?
здесь пути назад не признают!
Я СЛЫШУ
Как роза в тиши опадает,
я слышу порой, не дыша,
так тихо на свете бывает,
так слушать умеет душа.
Движение лунного ока
уловит внимательный слух
так сердце порой одиноко,
так явственно бодрствует дух.
И стоит чуть-чуть постараться,
расслышу вверху, в небесах
песчинки мгновений роятся
в незримых песочных часах.
В отчаяньи книгу хватаю,
цветные альбомы листаю,
до света жгу лампу без сна...
Ан, верхняя чаша пустая,
а нижняя чаша полна.
ТО ВРЕМЯ
То время, то легкое, летучее время
сладкая мушмула и душистый тимьян,
а рядом - морская лазурь,
и земля моя с десятком ее оттенков.
Или та, другая пора - прекрасная строгая Германия:
мазурки, санки, старинный университет,
окруженный пышными елями.
Или - время любви и смерти:
возвращение в страну огромных и жарких глаз,
бездумное - совсем, как сейчас!
вольное шатанье по свету.
Или ты, время раскопок и архитектуры,
ох, уж эти обмеры церквей и замков
в каком-нибудь захолустье, в пустыне,
где местный увалень или румяная, как яблоко, дурёха
таращат на тебя непонимающие глаза.
Или ты, время скитаний:
залив, небоскребы, денежные мешки Нью-Йорка,
для которых любая поэзия - звук пустой.
Да, то время, то далекое время,
тот дом, тот слабый запах духов,
то пианино, скрипка, томик стихов,
шелковый платок или золотистая шпилька,
пейзаж, обрезанный вагонным стеклом,
деревушка, где нет ни души, если не считать твоей собственной.
То время, когда всё еще впереди,
а годы катят перед тобой, точно триумфальные колесницы,
то время - в нем уже можно различить
все ошибки, морщины, седины и книги,
все сожаления и горести, все картины,
что украшают нынче незримые стены
этого дома, открытого всем ветрам.