Стихи: Русь замысловатая

Фидянина Инна

коль ты весь не такой:

ни хорош, ни пригож

и на чёрта похож! —

развернулась и ушла.

А родня меня нашла

в его же хате да разуту.

Нет, любить я вас не буду,

дорогая родня,

коль вы ищите меня!

Ай, курлы, курлы, курлы,

любы были казаки

курам да казачкам.

А я пузо спрячу,

не смотрите вы туда:

не сглазьте, люди, казака!

Старый

башмачник

Что молчишь ты, старый башмачник,

рассказывай, как «башмаки пилят»

короли и все те, кто там были,

они про тебя забыли,

а тебе до них нет и дела.

И я вроде хотела,

да не помню чего:

что-то я не успела,

видимо, подлатать башмачок.

Да конечно, башмачник,

я всё понимаю уже:

тот кто молчит, тот знает

сколько «гвоздей в башмаках»

у трудового народа!

Так куй свои лапти, башмачник,

а я подкую стишок.

Ведь короли мордастые

хотят и хотят ещё

молчаливых башмачников скорбных,

сильной боли в моей спине,

снов людей очень горьких

и в их башмаках камней!

Обида и хоровод

Нас войнами обидели,

нам дали три рубля

на храмы и обители.

Обида не прошла.

Не прошло мировое горе,

не прошло и «голым по полю»,

не прошла покосевшая хата.

Не ушли мужики в заплатах,

а сели и ждут чего-то:

когда кончатся все заботы

или войны сгинут с планеты

да детям раздарят конфеты.

И закружится хоровод

весёлый такой и соврёт:

«Всё хорошо, ребята

красивые стоят хаты,

но голым по полю не нужно!»

А мы подпоём ему дружно:

– Нет, нас никто не обидел,

потому как никто и не видел

слёз из глаз наших красных.

Тебе не люб хоровод? Напрасно!

Российские поля

А российские поля,

говорят, сошли с ума:

покатились стога,

докатились до гумна,

встали колом и стоят,

вкатываться не хотят.

Мы нагоним на них

престрашнейший дедов чих:

чих, чих, чих, чих!

Поплюём ещё на них

и поставим в угол.

Ну где вы там, ворюги?

А ворюги как придут,

мы уж будем тут как тут:

их в мешок и на кол!

Бабы будут плакать,

плакать, плакать, горевать,

сено во поле сажать:

– Ты расти, подрастай

наш сумасшедший урожай!

Золотые

дали

Золотые, безбрежные дали,

мы таких никогда не встречали.

Мы их никогда и не встретим,

но в блокноте ручкой отметим:

мы тут не бывали и тут,

а здесь нас вовсе не ждут.

Ну и ладно, к чему нам дали,

что мы в них не видали?

Если заду тепло на печке,

а за окном скворечник,

да на лавочке бабки

и у каждой по хатке.

Ну чего ещё в жизни надо?

Кричим хором:

– Большую зарплату!

А у нас всё в порядке

Если родина пьёт и рыдает —

это ещё не беда,

потому как нас окружают

леса, поля и луга!

Хуже, когда родины нету

или родина – зыбь и пески.

А у нас всё в порядке:

море, реки, озёра, тиски.

Мужики и бабы

Маменькины дочки, тазы и заварка

Говорила мне маменька:

«Не ходи к мужикам чужим баиньки,

ведь водкой они угощают,

а тебе, доня, надобно чаю.

До чая я жутко охоча,

ходи до маменьки, доча!»

Так и ходила я к маменьке

чай пить и домой шла, тазики

с водой по утрам выносила:

крыша капала – мужика просила.

Закончилось наше лето:

ни одно, ни второе, ни третье,

сорок третье закончилось, значит.

Крыша моя всё плачет.

Мать, как дура, хохочет,

ещё чаю, видимо, хочет.

Валерьянку я в чай подливаю:

по другому как выжить – не знаю.

– Ну и дура твоя мамаша! —

говорит мне соседка Глаша

и зовёт к себе в гости,

потому как намерена бросить

чай гонять с кренделями

да воду носить тазами.

Вот и сидим мы с соседкой:

пьём чай, но уж дюже крепкий.

А крыша, тазы и заварка

поедом нас съедают: «Не жалко!»

Бабью дурь я не отдам

Ах, какая я хорошая была:

на работе, в поле, дома – всё сама!

Настирала, наготовила и в гроб,

лежу тихо, жду: ну кто же заревёт?

Муж пришёл, нажрался, пошёл спать,

дети и искать не стали мать.

Полежала, встала с гроба, побрела:

зайду в лес и сгину навсегда!

Кинутся меня искать, ан нет?