Стихи

Коллектив авторов

Тогда ты почувствуешь холод разлуки. Что ж делать! Целуй и молчи, сияй безмятежно, и в райские звуки твои превратит он лучи! Но ты… ты ведь любишь властительно-душно, потребуешь жертв от него, а он лишь вздохнет, отойдет равнодушно — и больше не даст — ничего…

26 ноября 1918

* * *

Феина дочь утонула в росинке, ночью, играя с влюбленным жучком. Поздно спасли… На сквозной паутинке тихо лежит. Голубым лепестком божьи коровки ей ноги покрыли, пять светляков засияли кругом, ладаном

синим ей звезды кадили, плакала мать, заслонившись крылом. А на заре пробудилась поляна: бабочка скорбную весть разнесла… Что ей — до смерти? Бела и румяна, пляшет в луче и совсем весела. Все оживляются… "Верьте не верьте, — шепчут друзьям два нескромных цветка, — феина дочь на мгновенье до смерти здесь, при луне, целовала жучка!" Мимо идет муравей деловитый. Мошки не поняли, думают — бал. Глупый кузнечик, под лютиком скрытый, звонко твердит: так и знал, так и знал… Каждый спешит, кто — беспечно, кто мрачно. Два паука, всех пугая, бегут. Феина дочь холодна и прозрачна, и на челе чуть горит изумруд. Как хороша! Этот тоненький локон, плечики эти — кто б мог описать? Чуткий червяк, уж закутанный в кокон, просто не вытерпел, вылез опять. Смотрят, толкаются… Бледная фея плачет, склонившись на венчик цветка. День разгорается, ясно алея… Вдруг спохватились: "Не видно жучка!" Феина дочь утонула в росинке, и на заре, незаметен и тих, красному блику на мокрой былинке молится маленький черный жених…

1 декабря 1918

* * *

Ты на небе облачко нежное, ты пена прозрачная на море, ты тень от мимозы на мраморе, ты эхо души неизбежное… И песня звенит безначальная. Зову ли тебя — откликаешься, ищу ли — молчишь и скрываешься, найду ли? Не знаю, о Дальняя. Ты сон навеваешь таинственный. Взволнован я ночью туманною, живу я мечтой несказанною, дышу я любовью единственной. И счастье мне грезится дальнее, и снится мне встреча блаженная, и песня звенит вдохновенная, свиваясь в кольцо обручальное.

10 ноября 1918, Крым

На качелях

В листву узорчатую зыбко плеснула тонкая доска, лазури брызнула улыбка, и заблистали небеса. И на мгновенье, над ветвями, я замер в пламени весны, держась простертыми руками за две звенящие струны. Но ослепительно метнулась ликующая синева, доска стремительно качнулась, и снизу хлынула листва. И лиловеющая зелень вновь заслонила небосвод, и очарованно-бесцелен дугообразный стал полет. Так реял я, то опускаясь, мелькая тенью по листам, то на мгновенье приближаясь к недостижимым облакам.

15 декабря 1918

Новый год

"Скорей, — мы говорим, — скорей!" И звонко в тишине холодной захлопнулись поочередно двенадцать маленьких дверей… И удалившихся не жаль нам: да позабудутся они! Прошли те медленные дни в

однообразии печальном. А те, другие, что вошли в полуоткрывшиеся двери, те не печали, не потери, а только радость принесли. Но светлые дары до срока они, туманные, таят, столпились и во мгле стоят, нам улыбаясь издалёка…

1 января 1919

Ю. Р.

Как ты, я с отроческих дней влюблен в веселую опасность… Друг милый, родственную ясность я узнаю в душе твоей. Мы беззаботно сердцем юны… (Пусть муза хмурится моя!) На хрупкой арфе бытия перебираем те же струны и в соловьином забытьи поем, беспечно принимая от неба жизненного мая грозу и радугу любви. Нам до грядущего нет дела, и прошлое не мучит нас. Дверь черную в последний час мы распахнем легко и смело. Я верю сказкам вековым и откровеньям простодушным: мы встретимся в краю воздушном и шуткой звезды рассмешим.

Январь 1919

Утро

Как светлозарно день взошел! Ну, не улыбка ли Господня? Вот лапки согнутые поднял нежно-зеленый богомол. Ведь небеса и для него… Гляжу я, кроткий и счастливый… Над нами — солнечное диво, одно и то же Божество!

1 февраля 1919

* * *

На ярком облаке покоясь, ты проплываешь надо мной. Под липами, в траве сырой я отыскал твой узкий пояс. Он ослепляет серебром… Я удаляюсь. В песне четкой я расскажу дриаде кроткой об одиночестве моем. Под липами — ручей певучий, темнеют быстрые струи. Подкидывают соловьи цветные шарики созвучий… Вот и янтарная луна. В луче вечернем, чародейном, ты дуновеньем легковейным на небеса унесена…

Скиф

Ночь расплелась над Римом сытым, и голубела глубь амфор, и трепетал в окне раскрытом меж олеандров звезд узор. Как бы струя ночной лазури, плыл отдаленной лиры звон. Я задремал на львиной шкуре средь обнаженных, сонных жен. И сон мучительный, летучий играл и реял надо мной. Я плакал: чудились мне тучи и степи Скифии родной!

* * *

Я был в стране Воспоминанья, где величаво, средь сиянья Небес и золота песков, проходят призраки веков по пирамидам смугло-голым, где вечность, медленным глаголом вникая в сумерки души, волнует путника — в тиши пред сфинксом мудрым и тяжелым. Ключ неразгаданных чудес им человечеству завещан… О, глаз таинственный разрез! На глыбе голубой, средь трещин, застыл божественный Рамзес в движенье тонко-угловатом… Изиды близится закат; и пальмы жестко шелестят, и туч — над Нилом розоватым — чернеют узкие струи…