Стихи

Мало кто знает, что известный миллионам читателей как прозаик Артур Конан Дойл оставил обширное поэтическое наследие. Большинство стихотворений сэра Артура были опубликованы в подготовленных им сборниках: “Песни действия” (1898), “Песни дороги” (1911), “Гвардия атакует и другие стихотворения” (1919), а также в итоговом томе “Стихотворения Артура Конан Дойла” (1928).

В его поэзии преобладали темы воинской доблести, жестокости и разрушительности войны, прославление людей “героических профессий”, размышления на темы британской и европейской истории. Но помимо этих “высоких” тем, у Дойла можно найти и любовную лирику, и притчи, а также стихи, описывающие анекдотические ситуации, и автор демонстрирует при этом незаурядное чувство комического.

Примером могут служить два нижеследующих стихотворения из сборника “Песни действия”.

Решала компания сырных клещей Вопрос сотворения сыра: На блюде он взрос на манер овощей, Иль чудом возник из эфира? Твердили юнцы о природе вещей, А старцы — о духе и слове… Но даже мудрейший из мудрых клещей Не высказал мысль о корове. Терпеливо Жди прилива, Всё наладь: Снасть и кладь. Умный шкипер — С грузом клипер, Трюм набит — Путь открыт. Дух унылый Не насилуй, Хлад в груди Пережди: Дай скопиться По крупице Тишине, Глубине. Глядь — усталость Прочь умчалась, И рука Вновь легка. Критик хвалит, Критик жалит — Не беда, Ерунда. Критик злится. Веселится — Брось, наплюй, В ус не дуй. Делай смело Свое дело!

Однако ряд стихотворений сэра Артура в силу разных причин остался неопубликованным. В первую очередь, это юношеские стихи, вещицы “на случай”. Зачастую эти бесхитростные, далекие от совершенства строки представляют, как кажется, немалый интерес в качестве штрихов к портрету писателя, иллюстрации к тому, что его волновало в разные периоды жизни.

Велосипедный перезвон, В трактире вкусный чай, Подъем на длинный-длинный склон, Касанье невзначай, Вдали — нависшая скала, Дорожный разговор, И приозерная ветла, И ветреный простор. Над женской шляпкой мотыльки, И ландыши в тени — Обрывки жизни, пустяки, Как помнятся они! [1]

В последнее время благодаря неустанным разысканиям зарубежных коллег собралась небольшая подборка прежде не публиковавшихся стихотворений Дойла. Так, в мае 2004 года Королевским хирургическим колледжем Эдинбурга был приобретен на аукционе Кристи студенческий блокнот Артура Конан Дойла за 1879–1880 годы. Первые тридцать страниц блокнота заняты историями болезней пациентов Королевской больницы Эдинбурга, картотеку которых Дойл вел в студенческие годы, будучи регистратором амбулаторного приема профессора Джозефа Белла — прообраза бессмертного Шерлока Холмса. В другой части находится черновик рассказа “Американская история” — второго опубликованного произведения Дойла.

А где-то посредине затерялось нижеследующее стихотворение:

Эй, нальемте полней да споемте дружней, Нет на свете парней веселей и умней Этих славных ребят, что шумят у дверей Королевского мединститута! Хор подхватывает: Королевского мединститута! Там стеклянные банки полны не водой: В них такое лежит — хоть от ужаса вой, Только знать это должен хирург молодой Королевского мединститута! Хор: Королевского мединститута! Ты от свода стопы до височных костей Перечислить сумей сотни мелких частей, А не сдашь — так и знай, — будешь выгнан взашей Из любимого мединститута! Хор: Королевского мединститута! Должен ты разбираться в строенье желёз, И чем дышат глаза, и куда смотрит нос, — Чтобы робкий юнец до диплома дорос Королевского мединститута! Хор: Королевского мединститута!

Нередко Дойл обращался к поэзии как форме дискуссионного высказывания в печати — после него осталось немало хлестких строк, связанных с животрепещущими событиями того времени. Следующее стихотворение — ответ Конан Дойла на язвительную филиппику критика Артура Гитермана, упрекавшего его в “неблагодарности” по отношению к первооткрывателям детективного жанра — Эдгару По и Габорио, а также к их героям — сыщикам Дюпену и Лекоку. Линколн Спрингфилд, приятель Конан Дойла, обратил его внимание на публикацию этой развернутой эпиграммы [2] , и ответ создателя Шерлока Холмса, написанный тем же забавным и непривычным для английского уха дактилем, что и филиппика Гитермана, последовал незамедлительно.

С этим смириться, наверное, следует: Глупость людская предела не ведает. Бедный мой критик! Меня он корит Фразой надменной, что Холмс говорит: Будто Дюпен, мол, созданье Эдгарово, В сыске — приверженец метода старого. Или впервые ты слышишь, приятель, Что не тождествен созданью создатель? Тысячу раз похвалы вдохновенные Мистеру По расточал и Дюпену я, Ибо и впрямь мы с героем моим Многим обязаны этим двоим. Холмса же вечное высокомерие — Это уж вовсе иная материя. В книгах такое бывает порой: Автор серьезен — смеется герой. Уразумей же, уняв раздражение: Кукла моя — не мое отражение!