Стихийное бедствие
Шрифт:
— Ничего не пойму, — Ташковский покачал головой, — объясните еще раз, господа командиры.
Выходит, это ваш общий знакомый? Но с какой стати ему нас убивать?
— Не просто знакомый, даже приятель… Но большие деньги очень быстро превращают людей в скотов. Конечно, не всех. Но это скорее исключение из правил. Володьку они точно превратили в скотину. — Костин огляделся по сторонам. Если бы не жидкий свет, казалось, повисшей на минарете луны, они бы утонули в темноте, как муха в чернилах. — Пора сматываться, — сказал он устало. — Женщины и писатели, как самое слабое звено нашей компании, отныне и до особых распоряжений
И никаких разногласий с моим мнением.
— Насколько я понимаю, Юрий Иванович, — осторожно поинтересовался Ташковский, — вы берете командование на себя?
— Вы все правильно понимаете, — усмехнулся Костин. — Видите ли, на войне командиров не выбирают общим голосованием. Это вам не игры в демократию. Или вам захотелось самому покомандовать?
— Что вы, что вы, какой из меня командир? — поднял руки вверх Ташковский. — Я даже не спорю и полностью принимаю ваши условия.
— Думаю, нам надо переместиться в безопасное место и обсудить, что делать дальше? — предложил Максим. — Можно обогнуть пруд и укрыться на время в кустах.
— Я хотя и не имею права голоса, — подала все же голос Ксения, — но предлагаю прихватить с собой что-нибудь из еды. Честно говоря, у меня живот прирос к позвоночнику от голода.
— Ну, это хороший признак! — усмехнулся Максим и обнял ее за плечи. — Ты помаленьку привыкаешь к жизни в боевых условиях. Пожалуй, я презентую тебе один из автоматов. Ты когда-нибудь держала в руках оружие?
Ксения с вызовом посмотрела на него:
— Представь себе, не только держала, но и неплохо стреляла. Ты забыл, что в школе у нас были уроки военного дела. Военрук вывозил нас на стрельбы наравне с мальчишками.
— Си вис пассум пара беллум! — глубокомысленно заметил Костин и перевел:
— Хочешь мира, готовься к войне! Небось отлынивали от военного дела, как все девчонки?
— Но я ж не знала, что это может пригодиться, — произнесла виновато Ксения, — но я была не худшей ученицей и даже, помнится, ездила на краевые соревнования.
— Ну, тогда мы точно не пропадем! — Максим повесил ей на плечо свой автомат и ободряющее похлопал по спине. — Вы зачисляетесь в наш спецотряд, боец Ксения Остроумова. Надеюсь, вы достойно справитесь с заданиями, которые на вас возложит наше командование. — И он весело улыбнулся, показав глазами на Костина.
— Я и вправду справлюсь, Максим, — сказала она серьезно и добавила едва слышно только для него одного:
— Мне с тобой ничего не страшно, честное слово. Но я очень жалею, что у меня нет с собой видеокамеры, хотя бы любительской. Такой материал пропадает! Мы бы рассказали правду о том, что здесь происходило и кто в этом кошмаре виноват. — И требовательно на него посмотрела:
— Мы ведь доберемся когда-нибудь до России, ведь правда доберемся?
Максим не ответил, но крепко сжал ее руки, а по его глазам она поняла все, что он хотел сказать ей, но не посмел сделать это при других мужчинах.
Ташковский взирал на них со стороны. Затем повернулся с Костину и тоскливо сказал:
— Я буду для вас обузой, Юрий Иванович. Может, мне стоит вернуться к Рахимову и переждать всю эту чертовщину в его штабе? — И, заметив, что Костин хочет его перебить, заговорил
— Я просто не хочу вам мешать. Без меня вы быстрее доберетесь до границы и, если получится, после, как только окажетесь в России, поможете мне выбраться отсюда.
Я ведь ничего не могу своими руками, и долго еще не смогу… — Он перевел дыхание.
И в это мгновение Костин вклинился в его речь:
— Прекращайте болтать ерунду, Ташковский! Вы вполне годитесь на роль тарана или метателя табуреток в головы тех, кто посмеет на нас напасть. А к Рахимову вы попросту не успеете добраться, равно как и мы до границы. Эти сволочи взорвут фугасы через двадцать часов, и я чувствую, что никто, кроме нас, не сумеет им помешать.
Если не мы, то кто же? Кто же, если не мы? — вспомнился вдруг девиз из ее комсомольской жизни. Но Ксения не решилась произнести его вслух.
Слишком нарочито звучали слова, слишком пафосно, но, с другой стороны, иначе нельзя было назвать то, что предлагал им сделать Костин.
Мужчины перетащили трупы Садыкова и его вояк за глухую стену чайханы, чтобы не слишком мозолили глаза. Тела Горбатова и капитана с КПП завернули в скатерти и опустили в общую могилу, которую вырыли на берегу пруда. Костин протянул шашлычнику российскую сотню, чтобы похоронил чайханщика по местным обычаям.
Все это они проделали прежде, чем забраться в бронированный джип с тонированными стеклами и без номеров. Но в этой стране все знали, кому он принадлежит, а дорогу ему уступали даже правительственные кортежи. Теперь в нем находились другие пассажиры. И они не знали, что их ждет впереди, но верили, что их жизнь не оборвется за первым поворотом. Слишком многое хотелось успеть сделать, только время почему-то бежало гораздо быстрее, чем колеса трофейного автомобиля. А на их долю остались терпение, выдержка и надежда, которая, как известно, умирает последней!
В городе началась эвакуация. План Рахимова был до жестокости прост, но эффективен. Несколько эвакуационных команд, начиная одновременно с восточной и западной окраин, обходили дом за домом и вытаскивали оставшихся в городе людей на улицу. Им не позволялось брать с собой никаких вещей, кроме небольшого запаса продуктов и воды. В результате уже через час город напоминал растревоженный муравейник.
У офицеров этих команд и на блокпостах имелись карты, испещренные синими и красными линиями. Красные обозначали позиции войск, и гражданскому населению запрещалось их пересекать под страхом смерти. Голубыми были обозначены маршруты беспрепятственного передвижения в сторону гор. В основном по той дороге, по которой Костин и Анюта и чуть позже Максим добирались до военной базы.
Не все было гладко в этой операции. Люди плохо понимали, что происходит. Военные не объясняли, по какой причине выбрасывали их из домов, поэтому родилась масса слухов и домыслов. Договорились до того, что русские забросают долину бомбами или взорвут плотину в верховьях реки, что было совсем недалеко от истины. Говорили что-то и о селевом потоке, который мчится к Ашкену. Но это была всего лишь одна из версий эвакуации, и отупевшие от кошмаров войны люди воспринимали ее как наименьшее из зол. От потока можно было спастись, поднявшись в горы, бомбы же уничтожат все в округе, и от них нигде не будет спасения…