Стихийное бедствие
Шрифт:
— Но… — попыталась возразить Анюта.
Только Джузеппе ее не слышал. Он забрался в лодку, выбросил тюки на берег и включил мотор. Минута — и лодка, подняв крутую волну, миновала бухту и словно нырнула под скалу. Джузеппе, правда, успел махнуть ей рукой и что-то весело крикнуть на прощание. Но Анюта не разобрала, что именно: звуки ударились о скалы и запрыгали по камням, как семечки на горячей сковороде, самовольно смешиваясь в дикие и нелепые сочетания.
Минут через десять она вновь услышала стрекотание мотора. Лодка вынырнула из-под скалы. И Анюта подумала, что Джузеппе
Лодка причалила к берегу. Галина Ивановна сидела на жестком сиденье с пакетом сока в руках и абсолютно счастливым лицом. Анюта подала ей руку. Хохлушка с трудом выбралась на берег. Лицо ее продолжало сиять, как надраенная пряжка на ремне моряка.
— Анюта, девочка, — произнесла она радостно, — как удачно все получилось. Джузеппе рассказал, как вы нашли эту лодку и доллары. Я думаю, мы должны их немедленно разделить. Все какая-то компенсация того, что мы пережили.
— Мне придется вас огорчить, — подал голос Джузеппе. Он привязал лодку и теперь поднимался к ним с консервами в руках. — Доллары придется оставить здесь. Иначе нас задержат на границе и тут же их конфискуют, если не хуже… У нас ведь нет документов, подтверждающих, что это наши личные деньги.
Лицо у Галины Ивановны вытянулось.
— Но я полагаю, их можно спрятать…
— Бесполезно, — перебила ее Анюта, — нас обыщут с ног до головы. Ведь мы приплывем из государства, где идет война. А когда люди бегут от войны, они уносят с собой деньги и драгоценности. Киргизские пограничники знают это лучше вас.
— Жалко, — скривилась Галина Ивановна, — вряд ли мы сумеем вернуться сюда после войны.
Анюта скептически хмыкнула, но ничего не сказала. Кажется, все возвращается на круги своя: немного отлегло от задницы, и дурные черты характера снова поперли наружу. Она отвернулась от хохлушки. Джузеппе вскрыл банки своим ножом, расставил их на плоском камне и пригласил женщин перекусить. Но позволил съесть совсем немного.
Анюта не наелась. Но она понимала, что избыток пищи может вызвать заворот кишок, и попыталась объяснить это Галине Ивановне.
Та недовольно дернула плечом:
— Опять вы, милочка, вздумали меня поучать.
Что, у меня своей головы нет на плечах? Я знаю свою норму и всегда ем сколько хочу и когда захочу!
И Анюта не выдержала, вспылила:
— Никто вам не запрещает, можете есть сколько душа пожелает, но после не рыдайте и не просите о помощи, когда ваши кишки завьются в узелок. Джузеппе — доктор, и если он говорит — нельзя, значит, нельзя!
Она подумала, что Галина Ивановна по традиции вступит в перепалку, но та испуганно посмотрела на нее: видно, свежи были еще воспоминания о затрещинах Анюты.
— Ладно, девочки, хватит ссориться, — сказал Джузеппе примиряюще и посмотрел на небо. — Скоро полдень, надо поторапливаться.
— Что ты задумал? — строго спросила Анюта.
Джузеппе
— Ты сумеешь вывести лодку из бухты, если со мной что-нибудь случится?
— На что ты намекаешь? — всполошилась Анюта. — Ты затеваешь какое-то безумие?
Галина Ивановна тоже осуждающе поджала губы.
— Вы не смеете нас покидать. Мы без вас пропадем.
— Я совсем не хочу с вами расставаться, — улыбнулся Джузеппе. — Но мы должны как-то помешать этим негодяям взорвать перемычку, которая удерживает воды Темирхоля. Представляете, Галина Ивановна, сколько погибнет мирного населения? Стариков, женщин, детей…
— Мне плевать, сколько этой черномазой рвани погибнет! — взвилась на дыбы хохлушка. — Они допустили эту войну, так пусть сами и расхлебывают свои проблемы! При чем тут мы? По их милости мы едва не погибли. Они спасают свои шкуры, мы — свои. А на остальное мне плевать.
— Это ваша позиция, Галина Ивановна, и вы имеете полное право ее защищать, — сказал тихо Джузеппе и скривился. — Никто, впрочем, вас не держит.
Мы вам дадим запас продуктов, можете отправляться пешком вокруг озера. Если посчастливится, встретите чабанов или рыбаков, но это маловероятно.
— Анюта, — хохлушка требовательно посмотрела на девушку, — у вас есть ум?
— Я это не отрицаю, — усмехнулась Анюта, — но я остаюсь с Джузеппе. — Она виновато посмотрела на итальянца:
— Только я не знаю, чем смогу тебе помочь. Стрелять я не умею, и лодку никогда не водила.
— Жаль, — вздохнул Джузеппе, — придется как-то выкручиваться.
— Не придется, — произнесла сварливо Галина Ивановна, — я когда-то занималась мотогонками. А у моего мужа был катер. Иногда мне приходилось вставать к штурвалу. Это совсем не хитрое дело.
Если потребуется, я справлюсь. — Она с торжеством глянула на Анюту:
— Мой первый муж был охотником, а второй — военным. Они научили меня стрелять из всех видов оружия. Так что не спешите от меня избавляться, я вам еще пригожусь.
— Никто от вас не избавляется. — Джузеппе поднялся на ноги. — Я вам оставлю автомат на случай непредвиденных обстоятельств.
— Я иду с тобой. — Анюта поднялась следом за ним. — Я чувствую, что тебе будет нужна помощь.
— Хорошо, — неожиданно быстро согласился Джузеппе и посмотрел на Галину Ивановну:
— Вы не побоитесь остаться одна?
Та пожала плечами:
— Нет, я чувствую себя в полной безопасности.
Но вы тоже не рискуйте, не забывайте, что нам надо скорее вырваться отсюда.
— Не забуду, — ответил Джузеппе и пожал ей руку. — Ждите нас, даже если там, — махнул он рукой в сторону скал, — будут твориться Содом и Гоморра. Но если мы не вернемся к ночи, утром выходите на лодке в озеро и идите на север.
— Слушаюсь! — Галина Ивановна приняла автомат и вскинула ладонь к виску. — Боец Казаченко пост приняла.
— Желаю вам спокойной службы, боец Казаченко. — Джузеппе обнял ее, — Если все сложится удачно…
— Не загадывай напрасно! — одернула итальянца Анюта, и они, не оглядываясь, направились к секретному ходу Кузьмича, который через полчаса вывел их снова к турбазе.