О, этот зал старинный в Канашове!Встает картин забытых рой,И приближается былоеНеслышной плавною стопой.Колонны белые. За нимиРяд чинных кресел и столов.В шкафу тома в тисненой коже«Благоговенью» и «Трудов».Рабочий столик, где, склонившись,В атласных, палевых тонахМечтала бабушка, вздыхая,Об эполетах и усах.Рассказы вел о том, как было,Герой Очаковских времен,И за зелеными столамиИграли в безик и бостон.Старинный, красный фортепиано!Какой души сокрыт в нем след?Из перламутра клавиатураЗвучит, как эхо прежних лет.Гравюры гордо повествуютО
том, как персы сражены.И сам Паскевич ЭриванскийВзирает гордо со стены.А дальше — в рамах золоченыхКрасивых предков целый ряд,—За мной хотя и благосклонно,Но недоверчиво следят.Кругом снега, во всей усадьбеСтоит немая тишина.И в окна мерзлые из паркаСтруит свой бледный свет луна.И я хожу, полна раздумья,Средь этих лиц, средь этих стен,И чую, что для нас былоеГлубокий, неразрывный плен.Душа окована, как сетью,Наследием минувших лет.И мы живем и умираем,Творя их волю и завет.Быть может, мы — лишь тень былого?Как знать, где правда и где сон?..Стою тревожно в лунном светеСреди белеющих колонн.
Зима 1909–1910
Канашово
«Мы на солнце смотрели с кургана…»
Вере
Мы на солнце смотрели с курганаИз-за сосен, что нас обступили,Км колонны в готическом храме,Как бойцы на священной могиле.Мы смотрели, как солнце скользилоЗа убогие, черные хаты,Расстилая по снежной равнинеВсе пыланье и славу заката.Мы стояли, внимая призывуСквозь безмолвие чистой далиИ вверяя небесному дивуВсю бескрайность земной печали.Было в мире молитвенно строго,Как в готическом, вечном храме,Мы смотрели и слышали БогаВ догорающей глуби над нами.
3 февраля 1910
Канашово
«И пошли они по разным дорогам…»
Е. Г.
И пошли они по разным дорогам.На век одни.Под горой, в селеньи убогомЗажглись огни.Расстилается тайной лиловойВечерний путь.Впереди — равнина и сноваТуман да муть.Все дороги верно сойдутсяВ граде святом.В одиночку люди плетутся,Редко — вдвоем.Где скорей? По вешнему лугуИль тьмой лесной?..Поклонились в землю друг другу— Бог с тобой!И пошли. В селеньи убогомЧуть брезжит свет.Все ль пути равны перед БогомИли нет?
8 февраля 1910
Канашово
«О, не дай погаснуть…»
О, не дай погаснутьТому, что зажглось!Что зажглось — дыханьемПрожги насквозь!Среди снега в полеСтою и молю;Обливает месяцПечаль мою.Засвети, о Боте,Светильник в ночи,Растопи под снегомМои ключи!О, как страшно сердцуИграть и гадать,Как боится сердцеМольбы слагать!Я стою средь поля,Боюсь вздохнуть.Обливает месяцПустынный путь.
14 февраля 1910
Канашово
«Над миром тайна и в сердце тайна…»
Над миром тайна и в сердце тайна,А здесь — пустынный и мглистый сон.Все в мире просто, необычайно:И бледный месяц, и горный склон.В тиши вечерней все стало чудом,Но только чудо и хочет быть,И сердце, ставши немым сосудом,Проносит влагу, боясь пролить.Рдяные крылья во тьме повисли,Я знаю меньше, чем знала встарь.Над миром тайна и тайна в мысли,А между ними — земной алтарь.
Сентябрь 1910
Судак
«Я не знаю, так ли оно приближается?..»
Я не знаю, так ли оно приближается?Такой ли шорох
его одежды?Что мне овеяло сонные вежды?Что в тишине благое свершается?Я не знаю, муки нужны ли крестные,Чтоб семя к жизни прозябло новой?Может ли сердце проснуться без зова,В солнечной выси греясь, безвестное?Заблудиться в мире среди бездорожияИ встретить счастье в пути случайно,Можно ль? Нет ли? Там многое — тайна,Как распознать веления Божии?Все стоять бы и ждать, покуда узнается,Стоять и ждать, — не прошло бы мимо,Мнится мне, чудо проходит незримо…Так ли, не так ли оно приближается?
Ноябрь 1910
Москва
«Все идем на пир единый…»
Все идем на пир единый,Лентой вьется путь змеиный,Но когда мы в сборный домВсе придем —Всем ли будет место?Я, как нищая без роду,Стану трепетно у входа,В миг припомню все до дна, —Как бедна,Как скудна любовью.Я пришла сюда без зова,За меня кто молвит слово?Скажет, что и я Христова?Что и в тьме моей зажженЗвездный сон,Сон еще незримый?Словно белые виденья,Всюду двигаются тени,Ждут и знают, как принятьБлагодать —Все ли, все любимы?Сердце дрогнет от надежды…Я возьмусь за край одеждыТой, что ближе… Светлый миг…Стерт мой лик,Речь неуловима.Стану я на всех похожей,Вся предамся воле Божьей.И когда все в круг войдут —НарекутНовое мне имя.
Зима 1910
Москва
«Как сделать, чтоб жить совсем как в будни…»
Как сделать, чтоб жить совсем как в будни,Все погасив ввечеру?Стыдно душе усталой и скуднойДелать из жизни игpy.Кто ходит за мной, всегда на страже,Всюду готовя пиры?В пустыне безлюдной сучья вяжетИ распаляет костры?Хочу помолиться тише, строке,Слезы и скорбь затая,А скорбь уже стелет мягкое ложеИ колыбелит меня.Пусть каждое слово будет честно,Честно, как праведный суд,А все они ярки, все телесны,Вечно лукавят и лгут.Как страшно, что нет нигде простого,Всюду таится игра.Мне нужно, нужно прожить суровоПоследнюю ночь до утра.
Декабрь 1910
Москва
«Моя осень с листьями пестрыми…»
Моя осень с листьями пестрымиЗавершит без меня свой круг.Уж не выйду за руку с сестрамиНа вечерний, грустящий луг.Без меня облетят багряные,Мне последних цветов не жаль.Не в них теперь необманнаяОдинокость моя и печаль.Я пойду и сяду, покорная,На развилии трех дорог,Буду мига ждать чудотворногоИ глядеть в огневой восток.Проплывет ли весть колокольная,Разольется ль в мире свет,—Те, кто знают, все богомольные,Что содеют ему в ответ?Не спрошу, где путь к сокровенному,Пусть проходят, неси свой рок.Я одна останусь блаженнаяНа развилии трех дорог…
Декабрь 1910
Москва
«Не всегда будет имя все то же…»
Не всегда будет имя все то же —Мне другое дадут потом.Полнозвучней, сильнее, строжеНачертается путь мой в нем.Оно будет в руке, как лампада.Я увижу, где тьма и где свет,И куда мне пойти теперь надо,И простили ль меня или нет.Мы — слепые, живем, забывая,Только слышим и кличем звук,Наше имя, во тьме погасая,Замыкается в мертвый круг.И в названьи своем, как в темнице,Мы недвижно, уныло ждем…Трудно двери во тьме отвориться,И безвыходен старый дом.Я забила. Теперь не забуду,Кто мне светоч опять зажжет;Я доверюсь ему, как чуду,И пусть имя меня ведет.
