Стихотворения (1929)

Маяковский Владимир Владимирович

СТИХ КАК БЫ ШОФЕРА

Граждане, мне начинает казаться, что вы недостойны индустриализации. Граждане дяди, граждане тети, Автодора ради — куда вы прете?! Стоит машине распрозаявиться — уже с тротуара спорхнула девица. У автомобильного у колесика остановилась для пудрения носика. Объедешь мостовою, а рядом на лужище с «Вечерней Москвою» встал совторгслужащий. Брови поднял, из ноздри — волосья. «Что сегодня идет в «Колоссе»? Объехали этого, других догнали. Идут какие-то две канальи. Трепать галоши походкой быстрой ли? Не обернешь их, и в ухо выстрелив. Спешишь — не до шуток! — и с прытью с блошиною в людской в промежуток вопьешься машиною. И упрется

радиатор в покидающих театр. Вам ехать надо? Что ж с того! Прижат мужчина к даме, идут по пузу мостовой сомкнутыми рядами. Во что лишь можно (не язык — феерия!) в момент обложена вся шоферия. Шофер столкновеньям подвел итог: «Разинь гудок ли уймет?! Разве тут поможет гудок?! Не поможет и пулемет». Чтоб в эту самую в индустриализацию веры шоферия не теряла, товарищи, и в быту необходимо взяться за перековку человеческого материала.

ДАЕШЬ

МАТЕРИАЛЬНУЮ БАЗУ!

Пусть ропщут поэты, слюною плеща, губою презрение вызмеив. Я, душу не снизив, кричу о вещах, обязательных при социализме. «Мне, товарищи, этажи не в этажи — мне удобства подай. Мне, товарищи, хочется жить не хуже, чем жили господа. Я вам, товарищи, не дрозд и не синица, мне и без этого делов массу. Я, товарищи, хочу возноситься, как подобает господствующему классу. Я, товарищи, из нищих вышел, мне надоело в грязи побираться. Мне бы, товарищи, жить повыше, у самых солнечных протуберанцев. Мы, товарищи, не лошади и не дети — скакать на шестой, поклажу взвалив?! Словом,— во-первых, во-вторых, и в-третьих,— мне подавайте лифт. А вместо этого лифта мне — прыгать — работа трехпотая! Черным углем на белой стене выведено криво: «Лифт НЕ работает». Вот так же и многое противно глазу.— Примуса, например?! Дорогу газу! Поработав, желаю помыться сразу. Бегай — лифт мошенник! Словом, давайте материальную базу для новых социалистических отношений». Пусть ропщут поэты, слюною плеща, губою презрение вызмеив. Я, душу не снизив, кричу о вещах, обязательных при социализме.

ПРОЛЕТАРКА,

ПРОЛЕТАРИЙ,

ЗАХОДИТЕ В ПЛАНЕТАРИЙ

Войдешь и слышишь умный гуд в лекционном зале. Расселись зрители и ждут, чтоб небо показали. Пришел главнебзаведующий, в делах в небесных сведущий. Пришел, нажал и завертел весь миллион небесных тел. Говорит папаше дочь: «Попроси устроить ночь. Очень знать нам хочется, звездная Медведица, как вам ночью ходится, как вам ночью ездится!» Завнебом, пальчиком ведя, покажет звездомедведя. Со звездою в осень скупо. Здесь же вызвездило купол. Не что-нибудь, не как-нибудь, а ночь как ночь и Млечный Путь. И тут, и сбоку, и везде — небесный свод в сплошной звезде. Как примус, примутся мерцать, спаля влюбленные сердца. Завнебом вежливо спросили: «Какие звезды над Бразилией?» Зажег завнебом Южный Крест, невиданнейший с наших мест. Светят, как миленькие, небесные светильники. Аж может устроить любая горничная затмение лунное и даже солнечное. Умри, поповья погань! Побыв в небесных сферах, мы знаем — нету бога и нету смысла в верах. Должен каждый пролетарий посмотреть на планетарий.

ПОСЛЕДНИЙ КРИК

О, сколько женского народу по магазинам рыскают и ищут моду, просят моду, последнюю парижскую. Стихи поэта к вам нежны, дочки и мамаши. Я понимаю — вам нужны чулки, платки, гамаши. Склонились над прилавком ивой, перебирают пальцы платьице, чтоб очень было бы красивое и чтоб совсем не очень тратиться. Но несмотря на нежность сильную, остановлю вас, тих и едок: — Оно на даму на субтильную, для буржуазных дармоедок. А с нашей красотой суровою костюм к лицу не всякий ляжет, мы часто выглядим коровою в

купальных трусиках на пляже. Мы выглядим в атласах — репою… Забудьте моду! К черту вздорную! Одежду в Москвошвее требуй простую, легкую, просторную. Чтоб Москвошвей ответил: «Нате! Одежду не найдете проще — прекрасная и для занятий и для гуляний с милым в роще».

НЕ УВЛЕКАЙТЕСЬ НАМИ

Если тебе «корова» имя, у тебя должны быть молоко и вымя. А если ты без молока и без вымени, то черта ль в твоем в коровьем имени! Это верно и для художника и для поэта. Есть их работа и они сами: с бархатными тужурками, с поповскими волосами. А если только сидим в кабаке мы, это носит названье «богемы». На длинные патлы, на звонкое имя прельстясь, комсомолец ныряет пивными. И вот в комсомольце срывается голос, бубнят в пивных декадентские дятлы. И вот оседает упрямый волос, спадают паклей поповские патлы, и комсомольская твердая мысль течет, расслюнившись пивом трехгорным, и от земли улетают ввысь идеализма глупые вороны. Если тебе — комсомолец имя, имя крепи делами своими. А если гниль подносите вы мне, то черта ль в самом звенящем имени!

ЛЮБИТЕЛИ ЗАТРУДНЕНИЙ

Он любит шептаться, хитер да тих, во всех городах и селеньицах: «Тс-с, господа, я знаю — у них какие-то затрудненьица». В газету хихикает, над цифрой трунив: «Переборщили, замашинив денежки. Тс-с, господа, порадуйтесь — у них какие-то такие затрудненьишки». Усы закручивает, весел и лих: «У них заухудшился день еще. Тс-с, господа, подождем — у них теперь огромные затрудненьища». Собрав шептунов, врунов и вруних, переговаривается орава: «Тс-с-с, господа, говорят, у них затруднения. Замечательно! Браво!» Затруднения одолеешь, сбавляет тон, переходит от веселия к грусти. На перспективах живо наживается он — он своего не упустит. Своего не упустит он, но зато у другого выгрызет лишек, не упустит уставиться в сто задов любой из очередишек. И вылезем лишь из грязи и тьмы — он первый придет, нахален, и, выпятив грудь, раззаявит: «Мы аж на тракторах — пахали». Республика одолеет хозяйства несчастья, догонит наган врага. Счищай с путей завшивевших в мещанстве, путающихся у нас в ногах!

СТИХОТВОРЕНИЕ ОДЕЖНО-МОЛОДЕЖНОЕ

В известном октябре известного годика у мадам реквизнули шубку из котика. Прождав Колчака, оттого и потом простилась мадам со своим мантом. Пока добивали деникинцев кучки, мадам и жакет продала на толкучке. Мадам ожидала, дождаться силясь, и туфли, глядишь, у мадам износились. Мадамью одежу для платья удобного забыли мы? Ничего подобного! Рубли завелись у рабочей дочки, у пролетарки в красном платочке. Пошла в Мосторг. В продающем восторге ей жуткие туфли всучили в Мосторге. Пошла в Москвошвей — за шубкой, а там ей опять преподносят манто мадамье. В Тэжэ завернула и выбрала красок для губок, для щечек, для бровок, для глазок. Из меха — смех накрашенным ротиком. А шубка не котик, так — вроде котика. И стал у честной рабочей дочки вид, что у дамы в известном годочке. Москвошвей — залежались котики и кошки. В руки моды вожжи! Не по одежке протягивай ножки, а шей одежи по молодежи.

Комментарии

Стихотворения Владимира Владимировича Маяковского 1929–1930 годов охватывают последний период его жизни. Это стихи о первой пятилетке проникнутые гордостью поэта-патриота за свое социалистическое Отечество, за нового человека, совершающего свой беспримерный подвиг во имя настоящего и будущего; сатирические стихи, бичующие все, что являлось тормозом пятилетки, — бюрократизм, подхалимство, пьянство, разгильдяйство и равнодушие; стихи, родившиеся под впечатлением от заграничных поездок.

В 1929 году поэт вновь посетил Европу — Германию, Чехословакию, Францию (14 февраля выехал в Берлин — 2 мая вернулся в Москву). В результате этой поездки были написаны стихи — «Они и мы», «Монте-Карло», «Заграничная штучка», «Парижанка», «Красавицы», «В 12 часов по ночам», — явившиеся продолжением «Парижских стихов», созданных после поездки во Францию осенью 1928 года. В июле 1929 года были написаны «Стихи о советском паспорте» — одно из наиболее известных и популярных стихотворений Маяковского.

В стихотворениях «Долой шапки!», «На Западе все спокойно», «Долой! Западным братьям» ярко выражена антивоенная тема, программа мира, развернутая в поэзии Маяковского.

На всей планете, товарищи люди, объявите: войны не будет! —

от имени миллионов заявил Маяковский, и грозно прибавил:

Мы требуем мира. Но если тронете…