Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Но тот, кто зрячей солнц, жемчужный тот туман
Воспринимает как очей самообман.
Лучом моей людской и солнечной зеницы
Пронзаю глубь твою, тянусь к твоей деснице
И.вопию: "Открой мне тайн твоих темницы!"
Узнай про мощь мою – ты равен только ей
Премудростью своей и волею своей.
Не знаешь своего начала? Так и племя
Людское своего не помнит появленья.
Чем занят ты? В себя извечно погружен.
И род людской – в своих делах погряз и он.
Для
И мы о нас самих в незнанье пребываем.
Не знаешь ты конца – и мы не можем знать,
Умеем, как и ты, делить, соединять.
Ты – разный, ну и мы умами несводимы,
Един? Ну что ж, и мы – сердцами мы едины.
Ты мощен в небесах, мы звезды числим там;
Всевластен на морях – мы бродим по морям.
Ты, что сияешь без восхода и захода,
Чем отличён, скажи, ты от людского рода?
Воюешь на земле и в небе с сатаной?
Воюем мы в себе и боремся с собой.
Однажды ипостась ты принял человека,
На миг – или таким ты пребывал от века?
[1835 – 1836]
О, сколько вас, приятелей, подруг,
В очах, подобно звездам, промелькнуло.
К моим рукам тянулось столько рук!
Ни разу сердце к сердцу не прильнуло.
Проматывал я сердце, как казну
Младой транжир. Но должники, не каясь,
Сбежали. Можно ль ставить мне в вину,
Что стал приметлив, что остерегаюсь
Довериться сомнительным рукам?
Прощайте вы, прелестницы, прощайте,
Знакомцы юности – прощаю вам!
А крохи, уцелевшие на счастье,
До времени я прячу, юный мот.
Уже о старческом забочусь хлебе…
Нашел того, который часа ждет,
Чтоб отплатить с лихвою… Он на небе!
[1835 – 1836]
Прясть любовь, как шелкопряд нить внутри себя снует,
Источать из сердца, как льется из земли ручей,
Развернуть, как златобой, что из зернышка кует
Золотой листок; впитать в глубину души своей,
Словно ливни пьет земля; реять с ней среди высот,
Словно ветер; и раздать, как пшеница раздает"
Семена; и, словно мать, – пестовать среди людей.
И сравнится мощь твоя с полнотою сил природных,
А потом, как мощь стихий, разрастется мощь твоя,
А потом сравнится мощь с мощью соков живородных,
После – с силою людской, с мощью ангелов господних,
И сравняешься в конце со владыкой бытия.
1839, Лозанна
Над водным простором широким
Построились
И их отраженья глубоко
В заливе кристальном застыли…
Над водным простором широким
Промчалися тучи грядами,
И их отраженья глубоко.
Как призраки дымные, плыли…
Над водным простором широким
Огонь в облаках пробегает,
Дрожит в отраженье глубоком
И, тихо блеснув, угасает…
Опять над заливом день знойный,
И воды, как прежде, спокойны.
В душе моей так же печально,
И глубь ее так же кристальна…
И так же я скал избегаю,
И так же огни отражаю…
Тем скалам – остаться здесь вечно,
Тем тучам – лить дождь бесконечно…
И молньям на миг разгораться…
Ладье моей – вечно скитаться.
Лозанна [1839 – 1840]
Когда мой труп садится перед вами,
В лицо глядит и тешится словами,
Душа не здесь, она давно с ним розно
О, далека в тот миг она и слёзна!
Есть и у мысли край ее родимый
То дивный край, и для меня он отчий,
У сердца моего там побратимы
И та родня ему дороже прочей.
Туда в разгар забот или забавы
Вдруг ухожу. Там запах медуницы,
Там на лугу, где по колено травы,
Со мной играют бабочки и птицы.
И светлая сбегает по ступеням,
Пересекает жито молодое,
И тонет в нем, и, выплывая с пеньем,
Встает на взгорье утренней звездою.
[1839 – 1840]
Полились мои слезы, лучистые, чистые,
На далекое детство, безгрешное, вешнее,
И на юность мою, неповторную, вздорную,
И на век возмужания – время страдания:
Полились мои слезы, лучистые, чистые…
[1839 – 1840]
Самоубийствами весьма богат наш век,
И если только человек
На берег выйдет погулять,
Встревожен чем-то – по всему видать,
И если плохо он одет, обут,
Речная стража тут как тут!
Решает, что пришел несчастный утопиться,
И, от души сочувствуя ему,
Спасает – и ведет в тюрьму.
Однажды человек над Сеною бежал
Против течения. Его жандарм поймал,
Спросив с официальным удивленьем,
Чем объяснить такое поведенье.
"Несчастье! – тот кричит, – спасите человека!
Моя законная жена
Упала в реку!"
На что жандарм ему ответствует резонно:
"Не знаешь, видно, ты гидравлики закона: