Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Воздушные тревоги, ожидание бомбежки, очереди за хлебом, слезные проводы на фронт — все вместил лирический дневник очевидца. Но сверх того зафиксировано нечто, долго-долго еще не попадавшее на страницы книг: "В Казань бежали опрометью главки", "Народ ломил на базах погреба", "Из Уфы вернутся паникеры и тотчас забудут про нее…".
Как человек с крайне ослабленным зрением (минус семнадцать!)
В последнем рабочем блокноте Дмитрия Кедрина помечены десятки тем и направлений будущей литературной работы. Он собирался написать об Андрее Рублеве и Ломоносове, поэму о комсомольцах Краснодона и стихи о Стеньке Разине, полуфантастический роман о войне и книгу "О психологии творчества", "Заметки к истории русской авиации" и сатирическую вольную поэму…
Даже на стадии планов такая жажда творческого освоения истории и современности не может не волновать. По существу, эти кедринские заметки и наброски можно отнести к разряду исторических свидетельств того самого общественного подъема- типа декабристского, — который формировался в сознании пришедших с войны победителей. К сожалению, в условиях культа Сталина, когда требовались не творцы и мыслители, а "винтики", надеждам на раскрепощение духа не суждено было сбыться. Не воплотились в литературную реальность и творческие замыслы Дмитрия Кедрина. 18 сентября 1945 года по дороге из Москвы в Черкизово он погиб от рук убийцы (или убийц)…
Можно только гадать о том, звездой какого масштаба стал бы Кедрин, доведись ему исполнить задуманное. А ведь до нас и так дошло не все, написанное им. Тем не менее этот скромнейший человек, не отмеченный никакими премиями или наградами, своим талантом, поставленным на службу народу, заслужил одно из самых почетных званий — он поэт читаемый.
В 1966 году, то есть через двадцать с лишним лет после гибели Кедрина, Ярослав Смеляков сказал о его стихах: "Думаю, что со временем их значение будет возрастать". Прошло еще более двадцати лет и предсказание мастера можно смело повторить.
Творчество человека, чьи слова "огромная совесть стоит за плечами" были подтверждены всей его жизнью, оказывается весьма созвучным эпохе перестройки. Нам дорог кедринский интерес к отечественной истории, его сыновняя озабоченность судьбой Родены, неизменная демократичность его позиции. Кедрина издают и читают, ставят в театре и поют с эстрады, его цитируют и изучают в школе, с ним споре и солидаризируются — он продолжает участвовать в текущем литературном процессе и в нашей общественной жизни. И это надолго.
Александр Ратнер
«Ах, медлительные люди, вы немного опоздали…»
Существуют две тайны, связанные с именем поэта Дмитрия Борисовича Кедрина, —
Женщина, которую он в конце жизни стал называть матерью, была его тётушкой; фамилия, которую он носил, принадлежала его дядюшке.
Дедом Дмитрия Кедрина по материнской линии был вельможный пан Иван Иванович Руто-Рутенко-Рутницкий, проигравший своё родовое имение в карты. Человек крутого нрава, он долго не женился, а в сорок пять выиграл в карты у своего приятеля его дочь Неонилу, которой было пятнадцать лет. Через год по разрешению Синода он женился на ней. В браке она родила пятерых детей: Людмилу, Дмитрия, Марию, Неонилу и Ольгу.
Все девушки Рутницкие учились в Киеве в институте благородных девиц. Дмитрий в восемнадцать лет кончил жизнь самоубийством из-за несчастной любви. Мария и Неонила вышли замуж. С родителями остались старшая дочь Людмила, некрасивая и засидевшаяся в девушках, и младшая — прелестная, романтичная, любимица отца Ольга.
Чтобы выдать замуж Людмилу, Иван Иванович не пожалел ста тысяч приданого. Мужем Людмилы стал Борис Михайлович Кедрин — в прошлом военный, за дуэли выдворенный из полка, живущий на долги. Молодые переехали в Екатеринослав.
После отъезда Кедриных Ольга призналась матери, что беременна. Причём неизвестно, сказала ли она, кто отец ребенка, или нет. А мать, зная крутой нрав и вздорность мужа, сейчас же отослала Ольгу к Неониле в город Балту Подольской губернии. Неонила отвезла сестру в знакомую молдавскую семью, неподалеку от Балты, где Ольга родила мальчика. Было это 4 февраля 1907 года.
Неонила уговаривала мужа усыновить ребёнка сестры, но тот, боясь осложнений по службе, отказался. Тогда Ольга поехала к Кедриным в Юзово. Боясь гнева отца и позора, она оставила ребёнка в молдавской семье, где у мальчика была кормилица. Ольге удалось уговорить Бориса Михайловича Кедрина усыновить её ребенка, и здесь же, в Юзово, точнее, на Богодуховском руднике, предшественнике нынешнего Донецка, за большие деньги поп окрестил ребёнка, записав его сыном Бориса Михайловича и Людмилы Ивановны Кедриных. В момент крестин мальчику было уже около года. Назвали его Дмитрием — в память о рано ушедшем из жизни брате Ольги и Людмилы.
…Я всегда гордился тем, что полжизни Кедрина прошло в моём родном Днепропетровске, тогда ещё Екатеринославе, куда маленького Митю привезли в 1913 году. Здесь бабушка читала ему стихи Пушкина, Мицкевича и Шевченко, благодаря чему он навсегда влюбился в польскую и украинскую поэзию, которую впоследствии переводил; здесь он начал писать стихи, учился в техникуме путей сообщения, впервые в 17 лет напечатал «Стихи о весне»; здесь он сотрудничал в газете «Грядущая смена» и в журнале «Молодая кузница», приобрёл признание и популярность среди молодежи; здесь уважали его мнение и талант, узнавали на улице; здесь, наконец, он пережил первый арест за «недоносительство».
О Днепропетровске Кедрин никогда не забывал, посвящал ему стихи, начиная с ранних, в которых возникал город, «затихший великан» с заводскими дымами, запахами металла, и, конечно же, мост Екатеринослава с его «гранитной печалью»… А вот уже из стихов периода войны:
На двор выходит Школьница в матроске, Гудят над садом Первые шмели. Проходит май… У нас в Днепропетровске Уже, должно быть, Вишни зацвели.