Стихотворения и поэмы

Полежаев Александр Иванович

120. Бонапарте

Есть дикая скала на лоне океана… С крутых ее брегов, под ризою тумана Приветствует тебя, задумчивый пловец, Гробница мрачная, обмытая волнами; Вблизи ее лежат обросшие цветами Разбитый скипетр и венец… Кто здесь? Нет имени!.. Спросите у вселенной! То имя начертал булат окровавленный — От скифского шатра до нильских берегов — На бронзе, на груди бойцов ожесточенных, В

народных племенах, в мильонах изумленных Пред ним склонявшихся рабов. Два имени векам переданы веками, Но никогда ничье громовыми крылами Не рассекало мир с подобной быстротой; Нигде ничья нога сильнее не врезала Следов в лицо земли — и грозную сковала Судьба над дикою скалой!.. Вот здесь его дитя шагами измеряет, Враждебная пята гробницу попирает, Громовое чело объято тишиной, Над ним в вечерней мгле жужжит комар ничтожный, И тень его один внимает гул тревожный Волны, летящей за волной. И мир тебе, о прах великого героя, Ты цел и невредим в обители покоя! Глас лиры никогда гробов не возмущал, Всегда таила смерть убежище для славы. Ничто не оскорбит удел твой величавый: Тебе потомство — трибунал!.. Твой гроб и колыбель сокрыты в мгле тумана, Но ты как молния возник из урагана И, безыменный муж, вселенную сразил. Так точно славный Нил, под Мемфисом глубокий, В Мемноновых степях струит свои потоки Еще без памяти, без сил. Упали алтари, разрушилися троны; Ты миру даровал победы и законы, Ты славой наречен над вольностью царем — И век, ужасный век, который местью грянул На царства и богов, перед тобой отпрянул На шаг в безмолвье роковом. Ты грозного числа врагов не устрашался, Ты с призраком, вторый Израиль, состязался, И призрак изнемог под тяжестью твоей; Возвышенных имен могучий осквернитель, Ты с слабостью играл, как демон-соблазнитель Играет с чашей алтарей. Так, если старый век при факеле могильном Терзает, рвет себя в отчаянье бессильном, Издавши вольный крик в заржавленных цепях,— То вдруг из-под земли герой неблагодарный Встает, разит его — и ложь, как сон коварный, Падет пред истиной во прах! Свобода, слава, честь — мечты очарованья — Гремели для тебя, как бранные воззванья, Как отзыв роковой воинственной трубы, И слух твой, языком невнятным пораженный, Внимал лишь одному волнению вселенной И воплю смерти и борьбы!.. И, чуждый прав людей, надменный, величавый, У мира одного ты требовал —

державы! Ты шел… И пред тобой везде рождался путь, И лавры на скалах пустынных зеленели! Так меткая стрела летит до верной цели, Хотя б сквозь дружескую грудь. И никогда фиал минутного безумья С чела не разгонял державного раздумья; Ты пурпура искал не в чаше золотой; Как воин на часах, угрюмый и бессонный, Ни вздоха, ни слезы, ни ласки благосклонной Ты не дарил красе младой. Войну, тревогу, стон, лучи зари багровой На копьях и мечах любил твой дух суровый, И только одного товарища в боях Лелеяла твоя десница громовая, Когда, широкий хвост и гриву воздымая, Он бил копытом сталь и прах. Не равный никому гордыней равнодушной, Ты пал без ропота, судьбе твоей послушный; Ты мыслил… И презрел и зависть, и любовь! Как царственный орел, могучий сын эфира, Один всевидящий ты взор имел для мира,— И этот взор был: смерть и кровь! Внезапно овладеть победной колесницей, Вселенную потрясть могучею десницей, Попрать одной ногой трибунов и царей, Сковать ярмо любви из зависти коварной, Заставить трепетать народ неблагодарный, Освобожденный от цепей! Быть века своего и мыслию и жизнью, Кинжалы притупить, рассеять бунт в отчизне, Разрушить и создать всемирные столпы, Под заревом громов, надежды неизменной Оспорить у богов владычество вселенной… О сон!.. О дивные судьбы!.. Ты пал однако, пал — на пиршестве великом, И плащ властительный ты на утесе диком Увидел наконец растерзанный врагом — И рок, единый бог, в которого ты верил, Из жалости сажень земли тебе отмерил Между могилой и венцом. О, если б я постиг глубокие мечтанья, Ужасные плоды того воспоминанья, Которое тебя покинуть не могло!.. На доблестную грудь бездейственные руки Ты складывал крестом, и тягостные муки Мрачили грозное чело! Как пастырь на брегу реки уединенной, Завидя тень свою в волне одушевленной, Следит ее вблизи и в недрах глубины — Так точно на скале, печальный и угрюмый, Ты гордо вызывал торжественною думой Дни величавой старины, И, радуя твои внимательные взоры, В роскошной красоте текли они как горы, И слух твой утешал их ропот вековой, И каждая волна, блестящую картину Раскинув пред тобой, скрывалася в пучину, И ты летел за ней душой.