Стихотворения из первого сборника

Суинбёрн Алджернон Чарльз

Король — мертвец [11]

Спускайся в ад. Все будем рады мы; Легко теперь дышать и разум успокоен — Ведь нет тебя, и злобный дух не волен Вернуться в тело — средоточье тьмы, Но сядет в центре ада, мучаясь стократ. Из клана тех исчез сильнейший воин, Что были вкруг тебя. Как Пий сейчас доволен, Следы поклонов пред тобой с сутаны смыв. Молитвы, болтовня — длиннее колоколен — Утихли, раем уж не будет торговать прелат, Иезуит последний твой навеки стал изгоем — В нечистой плоти ядовитый гад. Прижало пальцем время, говоря: «Уволен! Здесь места нет тебе: спускайся в ад».

11

Сатира на короля Испании Фердинанда II. (из цикла «DIRAE»)

Саранча [12]

Приблизься, посмотри. Перед тобой она. Но, чтоб не задохнулся ты от вони грубой, Нос поплотней зажми. Смотри, бормочут губы Молитвы — но не перестала от молитв слюна Быть ядовитой; держит ключ и чашу для вина — Ключом откроет ад, из чаши кровь пригубит; Кривые ляжки обнажает, скалит зубы, Вся

кожа в перхоти — вовеки не отмыть. Блудницы дряхлой серых щёк ужасен вид, Но из руки прогнившей примет новый поп Отвар, что некогда Нерона свёл во гроб. Об Иисусе и Марии сказки нам твердит, Привычно, глядя на восход, молитвой занята. …А говорят, была она невестою Христа.

12

Сатира на католическую церковь (радикалы ненавидели церковь не столько потому, что были атеистами, сколько из-за претензий папства на политическую власть в Италии (до 1960 г. Папа был главой т. н. Папского государства со столицей в Риме) и всей Европе). Из цикла «DIRAE».

Приношение

Ты больше хочешь, дорогая, Уже я отдал, что имел. Душа души, имей я больше, Склонился бы, к ногам слагая Любовь — расширить твой предел, И песню, чтоб взлететь повыше. Отдал бы всё я, что имел, Чтобы узнать о тебе больше, Вдыхать, касаться, дорогая, Мечтой проникнуть в твой предел, С твоим крылом лететь всё выше, Под стопы жизнь свою слагая. Томлюсь любовью я, не больше, Дай мне любовь лишь, дорогая, Пусть т о т имеет, что имел; Дай крылья — обретёт пусть больше, Я сердце под ноги слагаю, Жить для тебя — мечты предел.

Пилигримы

В поисках дамы какой мимо проходите вы С пеньем? Сердца ваши стали от горя мертвы. Сны вас тревожат иль что? Пенье уныло звучит! Грустен и радостен вместе песен волнующий звук. — Нашей возлюбленной всякому зреть не дано; Нет у ней рук, глаз и губ, не струится руно Влас золотых, нет лица. Нас лишь любовью дарит. Краше всего на земле стала для преданных слуг. Эта Царица вам блага щедрой рукою даёт? — Да, вот какие: кто видел её — не живёт, Только лишь служит. Страданье и светлая боль, Труд, пот кровавый и слёзы ему суждены. Скажет: умри — он умрёт, повинуется вмиг, Бросит всё то, чего под луною достиг, Голым по свету пойдёт, вкусит он бедности соль, Вечно работать и ждать — другие дары не нужны. Здесь, на земле её дом, иль у небесных ворот? — Век вопрошает у века, народ окликает народ, Где же она? Крик напрасен, пошлый ответ не найти; Ей обиталищем служат чистые души людей. Коль не содержит её в глубине человеческий дух — Напрасно искать, напрягая и зренье и слух. Напрасно молитвою звать, кривы суждений пути, Пока твоё сердце, ожив, не увидится с ней. Следом идущие слуги, способны ли вы сожалеть? Видим на лицах печать, ей вас отметила смерть, Там иероглифы горестей — огненный знак: Странствия вечные — жизни печальная суть. Жизнь не дарит вас обычной любовью своей, Нет ни покоя, ни сна, ни надёжных друзей. — Этого нет; только вера украсит нам стяг, Лик божества, взор зовущий и щедрая грудь. Вам умереть суждено, не увидев желаемый трон. — Да, мир изменится, вспыхнет зарёй небосклон, Солнце прокатится — нам оставаться во мгле, Мёртвыми; только Царица сойдёт к нам с высот, Цепи порвёт ветхий мир, рушатся стены тюрьмы, Смех зазвучит — вот тогда будем довольны и мы. Нет, не умрём, будем радостно жить на земле, Жизнь коротка — смерть новой жизнью грядёт. Люди забудут вас быстро. — Не спорим с тобой, Примут в себя нас земля или моря грозящий прибой, Воздухом в небе высоком мы станем и искрой костра, Частью всего: пустим в душах незримый росток, Сердце любое забьётся — и мы будем в нём, Так же, как в жилах кровь мёртвых пылает огнём, Наши мечты разделявших, но павших вчера. На их слезах распустился наш юный цветок. — Рвёте бессмысленно вы с наслаждением связь, Воздухом будущих лет облачиться стремясь. Но не срывайте дней нынешних мягкую ткань, Знайте: любовь прежней жизни навеки уйдёт, Сгинут и брат и сестра, и отец ваш и мать, Жизни живой нежный плод не смогли удержать. — Всё нам заменит она, коей платим великую дань: Мать, и жену, и весь наш угаснувший род. — Бились жестоко вы — выигрыш жалок и плох. Слышите: серые губы покойников прежних эпох, Мёртвые, в прошлого чёрных тюремных стенах, В тьме запредельной, в ямах сокрытых гробниц Полнятся смехом, припомнив, сколь сказано слов О воскресенье. Напрасно — итог вот каков: Жизнь не вернулась. Вам ли поднять косный прах? — Лишь от неё ждём спасения, падая ниц. Вам же не чужды усталость, отчаянье, лень? День пожинается ночью, но после придёт новый день, Часы нашей жизни сжирает бессонный огонь. Сон! Разве не хочется вам, утомлённым, уснуть? — Сердце тоскует в груди и ослабли тела, В снах затеряться возможность приятной была б, Не поддержи нас иного желанья ладонь: Кто его знает — не сможет отречься, свернуть. — В этом желанье опору найдёт человек? В мире печальном надежды — как тающий снег, Даже мечты, что позволят рассеять печаль, Душу разбитую склеить, подняться с колен. — Нет, не напрасно мы жили, не всуе умрём. Мир наш мечтой согревается в сердце своём; Нации сблизятся, люди; сгинет жестокая сталь, Жизнь процветёт, ветхий мир разорвёт злобы плен. — Мимо идите, нам дайте по-прежнему жить. Свету другому, другому рожденью не быть. Кто сообщит вам, что лучше стал мир, человек? Как вас найти и позвать, коль наступит веселия час? — Света надежды достаточно в жизни земной. Люди приходят, уходят, но вечно живёт род людской. Сеем в ночи, в смертной тени, и краток наш век; Будет день жатвы, день пира — там вспомнят и нас.

Стихотворения поздник лет

Последний оракул [13]

I

Годы растут и уходят под солнцем или во мраке, Эпохи прошли, что не знают тебя и деяний твоих, Ищет мир света во тьме, не читая давно твои знаки, Паломник последний ушёл, шум в твоем храме затих. В храме темно, высох песен волшебный

источник, Помню ужасные, словно кровавые слёзы, слова: «Скажите царю — разрушен сей дом непорочный, И ручья говорящего сила почила, мертва. Нет приюта для Бога нигде, ни дома, ни крыши, И пророческий лавр больше в руках не цветёт». Пало сердце царя, безнадёжные вести услышав, Верный твой друг понял, что скоро умрёт. Безутешно вниз он склонил лицо, Признавая стихийных сил произвол, «Победил ты, — молвил перед концом, — Галилеянин», и навеки ушёл. Твой мир, что для нас был открыт, Где правили Временем руки Харит, Сейчас заморожен ударом зимы, Могильным ветром отравлены мы, Отверстой пропасти слышен стон, Пришёл век последний земли. О отец наш, Пэан, Аполлон, Палач и целитель, внемли!

13

Суинберн пишет об этом стихотворении следующее (1 февраля 1876 г.): «… оно начинается с упоминания о письме, возвращённом назад (по причине отсутствия адресата) из Дельф Юлиану, когда тот решил узнать у оракула год своего восхождения на престол, и затем становится призывом исцеляющего и разрушающего Бога песен и солнца, взятого здесь как тип „интеллектуального света“ и духа слова, создающего и уничтожающего богов в своей душе так же, как из века в век он рождает ясную и членораздельную речь; то есть, не просто сына Зевса и внука Крона, но бога более древнего, чем всевозможные боги, измышленные человеческим духом для поклонения».

II

За веком век безмолвны уста, лицо твоё скрыто, Слепы глаза и робки слова тех, кто тебя любил, Имя твоё невнятно, древних молитв языки забыты, Царство чужого Бога ныне твой свет озарил. Огнь, а не свет, ад вместо неба, псалмы — не пэаны Полнят чистые души и сладкие губы певцов; Весь мир повторяет ярости гимн и обмана, Вместо гармонии Греков — вой Галилеи сынов. Да, ты уже не тот, кем был ты для древних, Что поклонялись тебе, славили мир твой и свой; Им ты доверил сам силою слов сокровенных Притягивать вниз небеса, делая землю святой. Знай же — нас тени всегда окружают, Даже когда кончается ночь, И, солнца боясь, темнота уползает, От лика рассвета несётся прочь. Прошлое может вернуться снова — Пусть отзвучало последнее слово — Вновь кровь человека, как зверя, На алтарь хлынет страха и веры, Как баран, станет блеять он, Как свинья, валяться в пыли; О отец наш, Пэан, Аполлон, Палач и целитель, внемли!

III

Те, кто тебя возлюбил — иным ожиданьем согреты, Вождь и отец — нашу тьму озарит солнца свет; Будет он краше, чем нам обещали пророки, поэты, В тогах, венках — твои дети, хранящие верно завет. Одним из Богов мысль глупцов называет тебя, Того, кто превыше Богов, что прошли и придут, Сыном Бога и Времени внуком теперь именуют тебя, Пусть ты древнее, Отец наш, веков и часов и минут. Не ранее мысль человека Богов, чтоб любить, создала, Чем песнь началась безмолвной души, Мечтою и делом земля Небеса сотворить не могла, Пока не родилось Слово в тиши. Были слово и жизнь — твои, И дух человека и прах, И Боги сгибали колени свои, Умирая, рождаясь в твоих руках. Пролетали они, как виденья, Эпоха иль две — что мгновенья, Злы, добры — исчезли как снег, Ты один пребудешь вовек, Все исчезли, как летний сон, Как ласточки в небе, прошли, О отец наш, Пэан, Аполлон, Палач и целитель, внемли!

IV

Ты свет, ты дыханье, и жизнь, и слово, и лира, Даёшь ты здоровье и помощь, и смертную сень, Твои все песни людей, ты пишешь историю мира, Не знает рассвета, заката сияющий день. Новые Боги родились, и пали старые Боги Пока твоё Солнце свершало суточный ход, С востока на запад прошли — позабыты дороги, Различны они, но конец одинаковый ждёт. Путь к смерти один, хоть по-разному каждый возник, Душа, их создавшая, каждому сыщет приют, Бог за Богом уйдут, позабудем деянья и лики, Но бессмертна душа, что им слово и облик даёт. Разве изгнано солнце с неба? У людей право отнято петь? Песня — словно дрожжи для хлеба, Чтобы в венах кровь разогреть. Холодна и уныла эпоха, Слёзы горьки, дела наши плохи; Небеса силой Солнца держались, От Тебя жизнь и свет нарождались, А теперь немоты воцарится закон, Слух и зренье от нас увели? О отец наш, Пэан, Аполлон, Палач и целитель, внемли!

V

Взбунтовавшись, время коварно тебя сразило, Тьма упала на род людской, когда он отпал от тебя, За закатом в тени ты сидишь, сиянье завесой закрыло, Пока взоры душ не поднимутся к небу, любя. Пока не вернулись зренье и слух к слепым и глухим, Их души не смогут восславить света и жизни лучи, Для их взора звёзды, что меркнут пред взором твоим, Горят словно солнце в мёртвой и грешной ночи. Время вновь поднялось со злыми словами угрозы, Перемены наносят удар, никому их сдержать не суметь, Одетые в тучи и звёзды, чьи утром расплавились грёзы, Где Те, кому править дозволили Грех или Смерть? Сражены они и разбиты, они потерпели крах, Те, что целый мир сотрясали силой, Не проснётся, не возродится усопших прах, Пусть весь мир зарыдает у края могилы. Будто пёс, что встал на добычи след, Затравило их время, спасения нет. От погони, как волки, уносят ноги, Разбежались, устали, потеряли дорогу. Ушли от охоты, прорвали заслон, Под крики и рёв сокрылись вдали, О отец наш, Пэан, Аполлон, Палач и целитель, внемли!

VI

День за днём твоя тень горит в небесах благодарных: Даже солнце — лишь светлая тень лица твоего. Царь! Под твоею стопой стал свод небес лучезарным, О Бог! Дух земли, покорён, славит тебя одного. От тебя — речь людская, та, что богов порождает, От твоей души — мысль, что творит и уносит их, Твоя воля в людей свет и горенье вселяет, Этот свет берегут или гасят в душах своих. Пусть же вспомнят имя твоё, как помнили прежде, К болезни явись, целитель, на зло напади, о палач, Открой же глаза — Бог, царь и поэт — дай место надежде, Песней изгнать все беды земные умоляет наш плач. Ибо царство твоё не прошло, Не ослабло Божьих сил напряженье, По их воле солнце с небес не ушло, Не удастся изгнать им из мира пенье. Твоё пенье и свет возомнили своим, Милосердно жизнь ты даруешь им. В благодарность за речи чудесный дар Обращаем к тебе молитв наших жар, Поднимая нас, освети небосклон, Ответ на моленья пошли, О отец наш, Пэан, Аполлон, Палач и целитель, внемли!