Стихотворения, поэмы, трагедия
Шрифт:
О, Пандиона чадо и Креузы. В мифах мать Эгея обычно носит имя Пелия. Креуза с мифом об Эгее — Тесее не связана.
COR ARDENS
Замысел книги CArd, создававшейся на протяжении почти шести лет, претерпел за это время значительные изменения по причинам как биографическим, так и творческим. Первое упоминание о сборнике — в письме Иванова к Брюсову от 31 июля 1905 г. «Издаст ли „Скорпион“, — спрашивал Иванов, — сборник моих стихов, который скоро, думаю, созреет?» (ЛН. 1976. Т. 85. С. 476). В письме от 3 июня 1906 г. Иванов высказывает свои пожелания относительно формата книги, шрифтов, ориентируясь при этом на брюсовский «Венок» (М., 1906), а также по поводу обложки. Текст, начиная с первого отдела, предполагается выслать изд-ву «в скорейшем времени» (ЛН. 1976 Т. 85. С. 492). Из этого письма можно понять, что название «Cor Ardens» Брюсову уже известно. Однако в письме от 9 января 1907 г. сборник назван по-другому. «Iris in Iris“ скоро вышлю, — пишет Иванов Брюсову. — Сомов уже набросал предварительный эскиз обложки» (ЛН. 1976. Т. 85. С. 495). См. примеч. 195. 1 нюня того же года Иванов сообщает о том, что книга посвящается Брюсову, что по желанию Сомова восстанавливается прежнее название, а рукопись «почти готова» (ЛН. 1976. Т. 85. С. 498). Она еще не была отослана в Москву, когда 17 октября 1907 г. скончалась Л. Д. Зиновьева-Аннибал. 8 января 1908 г. Иванов уведомляет Брюсова о перемене плана издания, рукопись которого готова полностью: это будет
27 августа 1909 г. Иванов записал в дневнике: «Ночью читал „Cor Ardens“, волновался из-за опечаток, искажающих прекрасную книгу, и радовался, испытывая сердцебиение при чтении первых двух отделов глазами постороннего читателя. Не знаю, стройна ли только вся книга и везде равно высокого достоинства. Но все же имел впечатление грандиозности своей поэзии. Хочется дать книгу совершенной лирики. Она уже быть м<ожет> открыта новым сонетом. Хочется написать свою жизнь» (СС. Т. 2. С. 796). 4 июня 1912 г. Г. И. Чулков писал Иванову: «Книга Ваша дивна, но боюсь, что она не для современности: в ней Дантов XIV в. и какой-то век будущий, но только не наш XX. <...>Повесть „Феофил и Мария“, несмотря на весь эзотеризм свой, всенародна» (РГБ). «Низко-низко кланяюсь Вам за „Cor Ardens“, — писал Ю. К. Балтрушайтис Иванову 7 мая 1912 г., — где я слышу — давным-давно не взывавший к нам — голос истинного пророка» (РГБ). «Вышедшая, наконец, книга, — отмечал Брюсов в рецензии (1911) на первую часть CArd, — не разочаровала долгих ожиданий. В ней впервые Вячеслав Иванов встает перед нами, как поэт, во весь рост. Мы видим мастера, который в полном обладании всеми современными средствами поэзии, сознательно, уверенно, твердым шагом, идет по избранному пути» (Брюсов. Т. 6. С. 308). Не избегая и критических замечаний, Брюсов с особым удовлетворением отмечал в поэзии Иванова «известное приближение к простоте речи», некоторое упрощение и гармонизацию словаря, мастерство версификации. «...Веяние античности, — завершает Брюсов, — придает поэзии Вяч. Иванова редкую в наше время силу, и от его стихов получается впечатление созданий „aere perennius“» (Там же. С. 310—311). Вторая часть CArd была оценена Брюсовым как «выдающееся явление современной литературы». Миросозерцание Иванова, по словам Брюсова, «с известной приблизительностью, конечно, можно назвать религиозным эстетизмом». Восхищение Брюсова вызвали «духовные стихи», помещенные в CArd. В них Иванов, по мнению Брюсова, достиг того предела «„стилизации“, когда подражание, вобрав в себя все характерное и существенное из тех произведений, стиль которых воспроизводит, становится уже примером им, заслоняет собой первоисточники» (ВЕ. 1912. № 7. Отд. XIX. С. 18—19). 9/22 января 1913 г. Иванов писал Брюсову: «Благодарю тебя за статью о 2-м томе „Cor Ardens“, которой горжусь еще более, чем статьей о первом, — не перед людьми, а перед собой» (ЛН. 1976. Т. 85. С. 536). Как и Брюсов, Гумилев рецензировал обе части CArd. Поэзия Иванова, по его словам, — «правдивое повествование о подлинно пройденном мистическом пути» (Гумилев Н. С. Письма о русской поэзии. Пг., 1923. С. 117). Вместе с тем весь тон рецензии, как и то, что Гумилев увидел «неизмеримую пропасть», отделяющую Иванова не только от Пушкина и Лермонтова, но также от Брюсова и Блока, по-видимому, обусловили такую реакцию Иванова по отношению к Гумилеву, которая Ахматовой в ее дневниковых записях была определена как «вечная немилость» («Литературное обозрение». 1989. № 5. С. 12). М. Кузьмин отнес CArd к лучшим и самым интимным созданиям Иванова. Но «при всем искусстве, ловкости и логичности в составлении отделов и группировке материала» CArd представлялась ему «скорее прекрасным сборником стихов, чем планомерно сначала задуманной книгой». «Стремление к полноте и насыщенности, — писал Кузьмин, — иногда заставляют поэта брать образы из разных эпох в одном и том же произведении, в чем скорее можно видеть непосредственность, нежели надуманность». Он отметил также, что «известная невнятность слов, известное усилие и напряжение чувствуется именно в наиболее значительных и устремительных вещах» (ТиД. 1912. № 1. С. 49—51). Молодой критик П. Медведев (впоследствии известный литературовед) откликнулся на выход в свет второй части CArd восторженной рецензией. По его мнению, в поэзии Иванова (как и в поэзии Блока, Белого) воплотилась мечта Пушкина, Лермонтова, Вл. Соловьева «о поэте-пророке, о вдохновенном провидце». У Иванова «эстетическое сливается с религиозным, стихотворение становится пророчеством», сам поэт из «служителя муз превращается в первосвященника». Тем не менее критик ставил вторую часть CArd ниже первой, в которой «с такой прозорливостью были найдены новые краски для русского пейзажа и открыта новая настроенность души — солнца, встретившего Диониса» («Новая студия». 1912. № 13. С. 4—5). Отозвавшись о первой части CArd краткой анонимной отрицательной рецензией, «Новый журнал для всех» (1911. № 33) не изменил своей точки зрения и при разборе второй части книги. Поэт В. Нарбут, в то время акмеист, утверждал, будто CArd доказывает, что Иванов «вместо того, чтобы раздвинуться, войти в гущу художественно-общественной жизни, чтобы стать настоящим учителем молодежи, — предпочел замкнуться в себе, сузиться до крайности, до сектантства». «Холодная риторика В. Иванова, — писал Нарбут, — заменила ему чары подлинной поэзии; философские проблемы — живые образы. <...>Еле-еле выпутываешься из лабиринта мастерски выточенных стихов, из невода мертвых вывороченных архаизмов. <...>Автор — философ, вождь, пастырь — что угодно, но не поэт» (1912. № 9. С. 122). С. С. Аверинцев и С. Г. Бочаров в комментарии к лекции М. М. Бахтина об Иванове указывают на возможные источники образа «пламенеющего сердца»: Еванг. от Луки (XXIV, 32), где говорится: «...Не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание», а также на статуи в католических храмах, изображающие Христа, на груди которого видно пурпурно-красное сердце (см.: Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 414). В рассказе Н. С. Лескова «На краю света» упоминается картина французского художника А. Лафона «Христос в пещере» (1861). На руке Христа, изображенного на полотне, пылающее сердце, обвитое терном. Это символика, по словам одного из персонажей рассказа, свойственна распространяемому иезуитами культу «Sacre coeur» — «Пресвятое сердце». Как сообщает современный комментатор Лескова, культ возник в XVII в. во Франции, характеризуется пылкостью и чувственной сентиментальносгью (Домановский Л. В. Примечания // Лесков Н. С. Собр. соч.: В 12 т. М., 1957. Т. 5. С. 620). В романе А. Ф. Писемского «Масоны» (часть вторая, гл. III) дается описание московской церкви Архангела Гавриила, посещавшейся преимущественно масонами и похожей, по мнению одного персонажа из романа, на костел. Внутри церкви на стене было изображено сердце, «из которого исходило пламя и у которого были два распростертых крыла».
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КНИГА ПЕРВАЯ
COR ARDENS
ECCE COR ARDENS
Посвящено Л. Д. Зиновьевой-Аннибал (см. примеч. 193).
С сильно бьющимся сердцем — цитата из «Илиады» Гомера (XXII, 460).
169. Альм. «Факелы». СПб., 1906. Кн. первая, под загл. «Перед жертвой», с посвящ. «Георгию Чулкову — зачинателю „Факелов“», с эпиграфом: «Устремилась, подобно Менаде, С сильно бьющимся сердцем... Илиада». Беловой автограф ПД, ст. 9—17 (др. ред.), в составе рукописи трагедии «Ниобея» (Ежегодник 1980. С. 196, 202). Написано осенью 1905 г. (СС. Т. 2. С. 699). «...Кто не оценит, — писал И. Анненский о „Менаде“ в статье „О современном лиризме“ (1909), — литературной красоты и даже значительности заключительных строк новой оды, с ее изумительным, ее единственным на русском языке не окончанием, а затиханием, даже более — западанием звуков и символов...» (Анненский. С. 330). Пульсирующий ритм этого ст-ния, популярного в среде символистов, использовал Блок в полупародийном ст-нии «Мы пойдем на „Зобеиду“...» (1907), написанном вместе с актрисой Н. Н. Волоховой (Блок. Т. 2. С. 365), а также Е. Венский в пародии «О вонмите, братья, сестры...» (Венский Е. Мое копыто. СПб., 1911. С. 31).
Влажный бог — Посейдон.
Смесь вина с глухою смирной — дурманящий напиток, который давали приговоренным к казни. Ср. в Еванг. от Марка (XV, 23): «И давали Ему пить вино со смирною; но Он не принял». Древние греки клали смирну в вино для увеличения эффекта опьянения; такое вино называлось есмирнисменным (см.: Разумовский Д. Обозрение растений, упоминаемых в священном писании. М., 1871. С. 175). В СС (Т. 2. С. 226) воспроизводится начало автографа комментируемого ст-ния, под загл. (кириллицей) «Есмирнисмено вино».
СОЛНЦЕ-СЕРДЦЕ
См. подробный разбор данного раздела CArd: Корецкая И. В. О «солнечном» цикле Вячеслава Иванова // Изв. АН СССР. Серия лит. и яз. 1978. Т. 37. Вып. 1. С. 54—60.
170. Альм. «Северные цветы ассирийские». М. 1905, как третье ст-ние в цикле «Змеи и Солнца», под загл. «Солнце». — CArd. Беловой автограф РГБ (архив В. Я. Брюсова), с датой: 24 января 1905.
Венец страстнотерпный Христа-Геракла — см. примеч. 148.
171. В. 1906. № 2, в подборке «Северное солнце», под загл. «Солнце», с вар., без ремарок. — CArd. Беловой автограф РГБ, под загл. «Солнце», среди писем к М. М. Замятниной 1901 — 1910 гг.
Солнце —сердце солнц-сердец! Ср. в ст-нии Блока «Настигнутый метелью» (1907): «Солнце сердца моего...»; в ст-нии Ахматовой «Долгим взглядом твоим истомленная...» (1921): «Сердце — солнце отчизны моей!..» Выражение восходит к надписи на надгробье английского поэта П. Б. Шелли: «Cor cordium» («Сердце сердец»). Надпись упомянута Ивановым в разговоре с М. С. Альтманом (Альтман. С. 312).
172. В. 1906. № 2, как первое ст-ние цикла «Две газэлы», в подборке «Северное солнце», без ст. 11 —14, с вар. — CArd.
173. «Журнал для всех». 1906. № 4. Эпиграф из ст-ния итальянского поэта Джакомо Леопарди (1798—18 37) «A se stesso» («Самому себе»).
174. ВЖ. 1905. № 12, как первое ст-ние в цикле «Солнце-сердце». — CArd. Автограф РА. В письме Иванова к Брюсову ст-ние имеет загл. «Солнце и Сердце» (СС. Т. 2. С. 701).
Солнце — сердце. См. примеч. 171.
175. Свободная совесть: Литературно-философский сб. М., 1906. Кн. вторая.
Ужас, зияющий в полдень... Намек на миф о Пане.
Тихая Воля идет. Ср. загл. ст-ния 187.
176. ВЖ. 1905. № 12, как второе ст-ние в цикле «Солнце-сердце», без загл., с вар. — CArd.
Ты над злыми, над благими. Ср. в Еванг. от Матфея (У. 45): «...Ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми...»
177. Альм. «Фахелы». Кн. первая. СПб., 1906, под загл. «Парнас». — CArd.
178. РМ. 1909. № 2, под загл. «К Солнцу». — CArd. Автогра фы (4) РНБ; без загл., с вар.: один черновой полный, три черновых незаконченных. Загл. — начало католической молитвы, читаемой над умирающим.
Верхние воды — о Ниле и распо ложенном на его берегах Верхнем Египте.
Ветхий днями — цитата из Библии (Кн. пророка Даниила, VII, 9): «...И воссел Ветхий днями».
Высь Лобная — реминисценция еванг. повествования о распятии Иисуса Христа.
Вожатый озарит блужданий темный лес. Намек на «Божественную Комедию» Данте (см. примеч. 8).
СУД ОГНЯ
Эпиграф — из «Фрагментов» Гераклита (64)
179. «Остров». 1909. № 1.
Городецкий Сергей Митрофанович (1884—1967) в начале своей литературной деятельности выступал как один из активнейших представителей символизма, примыкал к петербургским литераторам, которые группировались вокруг Иванова. В конце 1905 г. он впервые появился на одной из ивановских «сред», где с большим успехом читал ст-ния из будущей своей книги «Ярь» (Пб., 1907) (Пяст В. Встречи. М., 1929. С. 92—93). Поэтов связывал общий интерес к мифу и фольклору. В рецензии на «Ярь», отмечая движение поэзии от символизма к мифотворчеству, Иванов назвал сборник Городецкого «литературным событием» («Критическое обозрение». 1907. № 2. С. 48). Для понимания взаимоотношений поэтов в этот период немало дает дневник Иванова 1906 г. (СС. Т. 2. С. 744—754). Городецкому, кроме комментируемого, посвящено еще ст-ние 643, в автографах ПД ряда ст-ний (282, 284, 293, 295) также есть посвящения Городецкому. Иванову посвящено несколько произведений Городецкого: «Беспредельна даль поляны...» (1906), цикл «Хаос» (1906), «Весна рождается сегодня...» (в автографе с датой: 9 мая 1916 г. // ПД). Его сборнику «Русь» (М., 1910) предпослан эпиграф из ст-ния 295. Позже, в 1910-х гг., Городецкий продолжал чувствовать свою личную и творческую близость к Иванову, а иногда и зависимость от него. «В „Руне“ статья моя — „Идолославие“, — писал он 26 января 1910 г. Иванову. — Я вячеславнее в ней, чем сам Вячеслав» (РГБ) (см: ЗР. 1909. № I, под загл. «Идолотворчество»). Вместе с тем в начале 1920-х гг. Городецкий довольно резко подчеркивает свою поэтическую самостоятельность. «Трактовать меня как вульгаризатора Иванова, — писал он В. П. Полонскому 14 января 1922 г., — значит не понимать развития русской поэзии последних 15 лет. Вячеслав — стилизатор. Моя же работа вывела русский поэтический язык из тупика, в который завели его эстеты» (РГАЛИ). Его полемические выступления против Иванова достигли наибольшей остроты в «Воспоминаниях об Александре Блоке», где он назвал «башню» «Парнасом бесноватых» (ПиР. 1922. № 1. С. 81). В основу ст-ния, которое по образному и ритмическому строю может быть соотнесено со ст-нием Ф. Шиллера «Торжество победителей», положен миф, рассказанный в «Описании Эллады» (VII, 19) древнегреческим писателем Павсанием (указано Ивановым в статье «Ницше и Дионис» // ПЗв. С. 1). Ст-ние получило высокую оценку и подробный комментарий в статье И. Анненского «О современном лиризме» (1909), где оно названо «превосходным». Процитировав ст. 41—52, Анненский писал: «Тут не знаешь даже, чему более изумляться: точности ли изображения или его колориту; сжатости ли стихов или их выдержанному стилю». Указал он и на то, что «мешает понимать» поэзию Иванова, «дышать ею»: на так называемые «темноты». «А между тем, — замечает Анненский, — миф тем-то и велик, что он всегда общенароден. В нем не должно и не может быть темнот» (Анненский. С. 331—333).