Стихотворение посвящено младшей сестре Есенина – Александре Александровне (1911–1981). Осенью 1924 года она приехала из Константинова в Москву, где продолжила учение в школе. А.А. Есенина вспоминала, что в один из сентябрьских дней Есенин предложил ей и жене, Софье Толстой-Есениной покататься на извозчике.
«День был теплый, тихий. Лишь только мы отъехали от дома, как мое внимание привлекли кошки. Уж очень много их попадалось на глаза. Столько кошек мне как-то не приходилось встречать раньше, и я сказала об этом Сергею. Сначала он только улыбнулся и продолжал спокойно сидеть, погруженный в какие-то размышления, но потом вдруг громко рассмеялся. Мое открытие ему показалось забавным, и он тотчас же превратил его в игру, предложив считать всех кошек, попадавшихся нам на пути... Это занятие нас всех развеселило, а Сергей увлекся им, пожалуй, больше, чем я. Завидев кошку, он вскакивал с сиденья и, указывая
рукой на нее, восклицал: „Вон, вон еще одна!“ Мы так беззаботно и весело хохотали, что даже угрюмый извозчик добродушно улыбался. Когда мы доехали до Театральной площади, Сергей предложил зайти пообедать. И вот я первый раз в ресторане. Швейцары, ковры, зеркала, сверкающие люстры – все это поразило и ошеломило меня. Я увидела себя в огромном зеркале и оторопела: показалась такой маленькой, неуклюжей, одета по-деревенски и покрыта красивым, но деревенским платком. Но со мной Соня и Сергей. Они ведут себя просто и свободно. И, уцепившись за них, я шагаю к столику у колонны. Видя мое смущение, Сергей все время улыбался, и чтобы окончательно смутить меня, он проговорил: „Смотри, какая ты красивая, как все на тебя смотрят...“ ...А на следующий день Сергей написал и посвятил мне стихи: „Ах, как много на свете кошек, нам с тобой их не счесть никогда...“ и „Я красивых таких не видел...“.
Сестре Шуре
13 сентября 1925
* * *
Сестре Шуре
13 сентября 1925
* * *
Сестре Шуре
13 сентября 1925
* * *
Сестре Шуре
13 сентября 1925
* * *
Эх вы, сани! А кони, кони!Видно, черт их на землю принес.В залихватском степном разгонеКолокольчик хохочет до слез.Снеговая, пустая дорога,Только скрип, только снег и поля.Ах, как выткало небо многоРассыпающегося миткаля.Ни луны, ни собачьего лаяВ далеке, в стороне, в пустыре.Поддержись, моя жизнь удалая,Я еще не навек постарел.Пой, ямщик, вперекор этой ночи, —Хочешь, сам я тебе подпоюПро лукавые девичьи очи,Про веселую юность мою.Эх, бывало, заломишь шапку,Да заложишь в оглобли коня,Да приляжешь на сена охапку, —Вспоминай лишь, как звали меня.И откуда бралась осанка,А в полуночную тишинуРазговорчивая тальянкаУговаривала не одну.Все прошло. Поредел мой волосКонь издох, опустел наш двор,Потеряла тальянка голос,Разучившись вести разговор.Но и все же душа не остыла,Так приятны мне снег и мороз,Потому что над всем, что было,Колокольчик хохочет до слез.19 сентября 1925
* * *
20 сентября 1925
* * *
24 сентября 1925
* * *
3 октября 1925
* * *
3 октября 1925
* * *
4/5 октября 1925
* * *
4/5 октября 1925
* * *
4/5 октября 1925
* * *
4/5 октября 1925
* * *
4/5 октября 1925
* * *
4/5 октября 1925
* * *
4/5 октября 1925
* * *
14 октября 1925
* * *
21/22 октября 1925
* * *
27 октября 1925
* * *
28 ноября 1925
* * *
30 ноября 1925
* * *
1 декабря 1925
* * *
4 декабря 1925
* * *
13 декабря 1925
* * *
Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,Синь очей утративший во мгле,Эту жизнь прожил я словно кстати,Заодно с другими на земле.И с тобой целуюсь по привычке,Потому что многих целовал,И, как будто зажигая спички,Говорю любовные слова.«Дорогая», «милая», «навеки»,А в уме всегда одно и то ж,Если тронуть страсти в человеке,То, конечно, правды не найдешь.Оттого душе моей не жесткоНе желать, не требовать огня,Ты, моя ходячая березка,Создана для многих и меня.Но, всегда ища себе роднуюИ томясь в неласковом плену,Я тебя нисколько не ревную,Я тебя
нисколько не кляну.Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,Синь очей утративший во мгле,И тебя любил я только кстати,Заодно с другими на земле.<1925>
* * *
До свиданья, друг мой, до свиданьяМилый мой, ты у меня в груди.Предназначенное расставаньеОбещает встречу впереди.До свиданья, друг мой, без руки, без слова,Не грусти и не печаль бровей, —В этой жизни умирать не ново,Но и жить, конечно, не новей.<1925>
Это последнее стихотворение Есенина. Написано накануне смерти, в ночь на 27 декабря. Днем Есенин передал его поэту, члену Воинствующего ордена имажинистов Вольфу Эрлиху (1902–1937), с которым был дружен с 1924 года, Но тот так и оставил рукопись у себя в кармане. Стихотворение, как рассказывал Эрлих, было прочитано им только на следующий день, когда стало известно о смерти Есенина.
Поэмы
Анна Снегина
По свидетельствам сестёр поэта, в поэме отразились впечатления от приездов поэта в родное село Константиново в 1917 и 1918 годах. Отчасти прообразом героини поэмы можно считать владелицу имения в Константинове Лидию Ивановну Кашину (см. комментарий к стихотворению «Зеленая прическа...»). Вместе с тем обстоятельства ее жизни далеки от судьбы Анны Снегиной в поэме. После октябрьского переворота Л.И. Кашина жила в Москве, работала в редакциях, время от времени они с Есениным виделись.
Поэма посвящена Александру Константиновичу Воронскому (1884–1937), литературному критику, не раз писавшему о творчестве Есенина.
А. Воронскому
1
«Село, значит, наше – Радово,Дворов, почитай, два ста.Тому, кто его оглядывал,Приятственны наши места.Богаты мы лесом и водью,Есть пастбища, есть поля.И по всему угодьюРассажены тополя.Мы в важные очень не лезем,Но все же нам счастье дано.Дворы у нас крыты железом,У каждого сад и гумно.У каждого крашены ставни,По праздникам мясо и квас.Недаром когда-то исправникЛюбил погостить у нас.Оброки платили мы к сроку,Но – грозный судья – старшинаВсегда прибавлял к оброкуПо мере муки и пшена.И чтоб избежать напасти,Излишек нам был без тягот.Раз – власти, на то они власти,А мы лишь простой народ.Но люди – все грешные души.У многих глаза – что клыки.С соседней деревни КриушиКосились на нас мужики.Житье у них было плохое —Почти вся деревня вскачьПахала одной сохоюНа паре заезженных кляч.Каких уж тут ждать обилий, —Была бы душа жива.Украдкой они рубилиИз нашего леса дрова.Однажды мы их застали...Они в топоры, мы тож.От звона и скрежета сталиПо телу катилась дрожь.В скандале убийством пахнет.И в нашу и в их винуВдруг кто-то из них как ахнет! —И сразу убил старшину.На нашей быдластой сходкеМы делу условили ширь.Судили. Забили в колодкиИ десять услали в Сибирь.С тех пор и у нас неуряды.Скатилась со счастья вожжа.Почти что три года крядуУ нас то падеж, то пожар».
* * *
Такие печальные вестиВозница мне пел весь путь.Я в радовские предместьяЕхал тогда отдохнуть.Война мне всю душу изъела.За чей-то чужой интересСтрелял я в мне близкое телоИ грудью на брата лез.Я понял, что я – игрушка,В тылу же купцы да знать,И, твердо простившись с пушками,Решил лишь в стихах воевать.Я бросил мою винтовку,Купил себе «липу», [13] и вотС такою-то подготовкойЯ встретил 17-й год.Свобода взметнулась неистово.И в розово-смрадном огнеТогда над страною калифствовалКеренский на белом коне.Война «до конца», «до победы».И ту же сермяжную ратьПрохвосты и дармоедыСгоняли на фронт умирать.Но все же не взял я шпагу...Под грохот и рев мортирДругую явил я отвагу —Был первый в стране дезертир.