Стихотворения Юрия Живаго (с илл.)

Пастернак Борис Леонидович

ПЕТЕРБУРГ

Как в пулю сажают вторую пулюИли бьют на пари по свечке,Так этот раскат берегов и улицПетром разряжён без осечки.

О, как он велик был! Как сеткой конвульсийПокрылись железные щеки,Когда на Петровы глаза навернулись,Слезя их, заливы в осоке!

И к горлу балтийские волны, как комьяТоски, подкатили; когда имЗабвенье владело; когда он знакомилС империей царство, край –

с краем.

Нет времени у вдохновенья. Болото,Земля ли, иль море, иль лужа, —Мне здесь сновиденье явилось, и счетыСведу с ним сейчас же и тут же.

Он тучами был, как делами, завален.В ненастья натянутый парусЧертежной щетиною ста готоваленВрезалася царская ярость.

В дверях, над Невой, на часах, гайдуками,Века пожирая, стоялиШпалеры бессонниц в горячечном гамеРубанков, снастей и пищалей.

И знали: не будет приема. Ни мамок,Ни дядек, ни бар, ни холопей,Пока у него на чертежный подрамокНадеты таежные топи.

Волны толкутся. Мостки для ходьбы.Облачно. Небо над буем, залитымМутью, мешает с толченым графитомУзких свистков паровые клубы.

Пасмурный день растерял катера.Снасти крепки, как раскуренный кнастер.Дегтем и доками пахнет ненастьеИ огурцами – баркасов кора.

С мартовской тучи летят парусаНаоткось, мокрыми хлопьями в слякоть,Тают в каналах балтийского шлака,Тлеют по черным следам колеса.

Облачно. Щелкает лодочный блок.Пристани бьют в ледяные ладоши.Гулко булыжник обрушивши, лошадьГлухо въезжает на мокрый песок.

Чертежный рейсфедерВсадника медногоОт всадника – ветерМорей унаследовал.

Каналы на прибыли,Нева прибывает.Он северным грифелемНаносит трамваи.

Попробуйте, лягте-каПод тучею серой,Здесь скачут на практикеПоверх барьеров.

И видят окраинцы:За Нарвской, на Охте,Туман продирается,Отодранный ногтем.

Петр машет им шляпою,И плещет, как прапор,Пурги расцарапанный,Надорванный рапорт.

Сограждане, кто это,И кем на терзаньеРаспущены по ветруПолотнища зданий?

Как план, как ландкартуНа плотном папирусе,Он город над мартомРаскинул

и выбросил.

Тучи, как волосы, встали дыбомНад дымной, бледной Невой.Кто ты? О, кто ты? Кто бы ты ни был,Город – вымысел твой.

Улицы рвутся, как мысли, к гаваниЧерной рекой манифестов.Нет, и в могиле глухой и в саванеТы не нашел себе места.

Волн наводненья не сдержишь сваями.Речь их, как кисти слепых повитух.Это ведь бредишь ты, невменяемый,Быстро бормочешь вслух.1915

* * *

Оттепелями из магазиновВеяло ватным теплом.Вдоль по панелям зимнимЕздил звездистый лом.

Лед, перед тем как дрогнуть,Соками пух, трещал.Как потемневший ноготь,Ныла вода в клещах.

Капала медь с деревьев.Прячась под карниз,К окнам с галантереейЖался букинист.

Клейма резиновой фирмыСеткою подошвЛипли к икринкам фирнаИли влекли под дождь.

Вот как бывало в будни.В праздники ж рос буранИ нависал с полудняВестью полярных стран.

Небу под снег хотелось,Улицу бил озноб,Ветер дрожал за целостьВывесок, блях и скоб.1928

ЗИМНЕЕ НЕБО

Цельною льдиной из дымности вынутСтавший с неделю звездный поток.Клуб конькобежцев вверху опрокинут:Чокается со звонкою ночью каток.

Реже-реже-ре-же ступай, конькобежец,В беге ссекая шаг свысока.На повороте созвездьем врежетсяВ небо Норвегии скрежет конька.

Воздух окован мерзлым железом.О конькобежцы! Там – всё равно,Что, как глаза со змеиным разрезом,Ночь на земле, и как кость домино;

Что языком обомлевшей легавойМесяц к скобе примерзает; что рты,Как у фальшивомонетчиков, – лавойДух захватившего льда налиты.1915

ДУША

О вольноотпущенница, если вспомнится,О, если забудется, пленница лет.По мнению многих, душа и паломница,По-моему, – тень без особых примет.

О, – в камне стиха, даже если ты канула,Утопленница, даже если – в пыли,Ты бьешься, как билась княжна Тараканова,Когда февралем залило равелин.