Стихотворения. Поэмы. Романы. Опера

Крученых Алексей Елисеевич

уткнувши голову в лохань я думал: кто умрет прекрасней? не надо мне цветочных бань и потолке зари чуть гаснущей про всех забудет человечество придя в будетлянские страны лишь мне за мое молодечество поставят памятник странный: не будет видно головы ни выражения предсмертного блаженства ни даже рук — увы! — а лишь на полушариях коленца

<1913>

Памяти Елены Гуро ^*

Из тетради заметок

А. Крученых

…Когда камни летней мостовой

станут менее душны, чем наши

легкие,

Когда плоские граниты памятников

станут менее жесткими, чем

наша любовь,

и вы востоскуете и спросите

— где?

Если пыльный город восхочет

отрады дождя

и камни вопиют надтреснутыми

голосами,

то в ответ услышат шопот

и стон «Осеннего Сна»

«…И нежданное и нетерпеливо — ясное

было небо между четких вечерних

стволов…» — («Шарманка» Е. Гуро)

Нетерпеливо-ясна Елена Гуро…

<1914>

Охлаждение

Моих детей не узнаете? Родились здесь в неисчислимом Верните в школу пусть желт и реек Не нарушают глину

<1914>

«Луной гнилою…» ^*

Луной гнилою Часы отстали Кормили сволочь Гуди с толпою Хоть 2? едва ли Пятится ночь Нажавши пальцем Зайти ли? с вывеской? Я вольный благодар Язык чернильницы Попал под наковальню Чур чур круче Ловите — тайна Если пред обедом Пройтись хочу я просто к воротам И подаю ей знак летельбищ На что иной взирает не терпя

<1914>

Песня шамана

Котеро Перо Бясо Муро Коро Поро Ндоро Ро

<1914>

«копи богатства беги отца…» ^*

копи богатства беги отца его оставив в ломовиках замок покрепче на дверях пусть с взглядом смуглой конницы он за тобою гонится пусть шепчет заклинания и в дверь без смысла бьет пускай подымет он народ не верь его страданиям пусть плачет — детям в назидание

<1914>

На Удельной ^*

Гвоздь в голову! Сам попросил Положил ее на траву — Пусть простукает нарыв. Раскрыл пасть — Там плюхался жирный карась — А тот говорит: нишкни Иначе трудно попасть! Слышу: крышку забивают громко Я скусил зубы — Карась нырнул под нёбо — Лежи, а то принудят родные Не открывайся — ни крови… ни звука… Кто помогал мне — не узнал сперва… Гвоздил в висок заржавленным здорово! Потом огляделся — моя жена! Пошла и долго смеясь рассказывала доктору Залепили… поправился… вышел из больницы Жаль только Остался там китайчонок Мой сын от китайской царицы

<1915>

И.

Терентьеву на локоны мозга ^*

В кудри мозга моего Она заплелась ногами И завила в излом его Прижгя горячими щипцами! Муза подбрасывала угли Крючками кочерги ног Скрыть смогу ли? — Как лягухушку мое сердце прочмокнул Али!.. я был влюбленно — строг…

<1919>

«Когда девушку…» ^*

Когда девушку Козулеподобную С черными зернами глаз На снежном шелке лица Толстый кавалер Робко спросил: — После обеда вы что делаете дома? Та отвечала Басом профундо: — С п л ю! И толстоватный кавалер От смущения Проглотил свою шею…

1920 г. Баку

Веселая жертва ^*

В грязи на кухне мировой Валялось много городов и трупов, Парламентеры с веткой сиротой, Как школьники, ревели глупо. А мы, узнав, что бог — верховный людоед, Отсчитали ему процентов двадцать, С весельем бросили на обед И предались работе с ненасытной страстью! Себя мы обожгли в кирпич, Душа огнеупорней глины, Ослеп верховный сыч И наши векселя повыронил!.. И, заключив похабный мир, Мы сделали святей всего, что знают святцы! Теперь идем воистину громить Последнюю опору англичанскую! Какой на небе поднялся кабак Под визг нетопырей и желтых херувимов! Цари теперь душа бурлацкая, Что всех святых отринула! — Стареньких подслеповатых Сергиев С ехидной книгой, Что за девчонкой куцой бегали, Вертя поддельною веригою!.. — Мы само боги, над нами НИКОГО! Удобно жить, развалясь в своей квартире, Когда заштукатурен крепко потолок, И не сочит небесной сыростью!..

<1920>

Обманутая

Коньяком опоили Богоматерь; — Она думала, что росой окропили цветы, — Покрова валялись алые под альковом ресторана, Кружились хамелеоном восковые черты… И перегарно спиртные дымы Ползли к ней на амвон, Стопудово чугунные бабы Гуляще ухали с куцых колонн! Хихикали носы шакальи, Облизывая рваные десна: — Полюбуйся, обманутая Богоматерь, Как мы грациозны! Дай поцеловать тебя, красотку, Давно не видали таких прелестей, Не вороти ротик от зубастой глотки, Лучше с нами браги смертной испей. Змеился рот Небесной судорогами отвращения, Отрекаясь своей невинной святости. И только в мокрых бульварных аллеях Обезумевший рыцарь в бреду целовал ее прозрачные кисти Ея уповальные руки Тонким жемчугом обвились вокруг его склоненной шеи, И в небе изломанно — ясном Опавшие листья хоругвями рдели…