Стихотворения. Рассказы. Пьесы

Брехт Бертольд

Госпожа Балике. Есть ведь и другие женщины. Официант, еще вишневки! (Протягивает ему фужер.)

Балике. Мы тут тоже не ленились. Чего вы хотите? У вас нет даже медного гроша? Вас выкинули на улицу? Отечество сует вам шарманку в руку? Такого не бывает. Такое в нашем отечестве больше не повторится. Чего вы хотите?

Госпожа Балике. Не бойтесь, вам не придется бродяжить с шарманкой!

Анна. Бурная ночь, как волнуется море! Ух!

Краглер (встал).

Теперь я уже чувствую, что у меня здесь нет никаких прав, но всем моим любящим сердцем я прошу тебя быть подругой моей жизни.

Балике. Это что за болтовня? Что он там мелет? Любящим сердцем? Подругой моей жизни? Это что за выражения?

Прочие смеются.

Краглер. Потому, что никто не имеет права… Потому, что я не могу жить без тебя… Всем моим любящим сердцем…

Всеобщий хохот.

Мурк (кладет ноги на стол. Холодным, злым, пьяным голосом). Вы жалкий утопленник. Вас вытащили из воды. С тиной во рту. Поглядите-ка на мои ботинки! И у меня когда-то были такие же, как у вас! Купите-ка себе вот такие! Тогда и приходите снова. Вы знаете, кто вы такой?

Мария (внезапно). Вы были на фронте?

Официант. Вы были на фронте?

Мурк. Закройте клапан. (Краглеру.) Вы угодили в мясорубку. Что ж, многие угодили в мясорубку. Но мы здесь ни при чем. Вы потеряли свое лицо? Эге. Не желаете ли вы, чтобы мы вам его подарили? Прикажете нам троим одеть и обуть вас? Вы разве ради нас ползали в окопах? Разве вам неизвестно, кто вы такой?

Бабуш. Да успокойтесь же!

Официант (шагнул вперед). Вы были на фронте?

Мурк. Ну, не-ет. Я из тех людей, которые обязаны оплачивать ваши геройские дела. А ваша мясорубка теперь отказала.

Бабуш. Бросьте молоть вздор! Это омерзительно. В конце концов, вы ведь недурно заработали, а? И можете не бахвалиться вашей лакированной обувью!

Балике. Послушайте, вот в этом-то и суть. В этом вся изюминка. И это вам не опера. Это реальная политика. К которой мы в Германии не привыкли. Дело очень простое. Есть у вас средства содержать жену? Или вы просто водоплавающий гусь?

Госпожа Балике. Ты слышишь, Анна? У него ничего нет.

Мурк. Если у него есть хоть ломаный грош, я женюсь на его мамаше. (Вскакивает с места.) Он самый обыкновенный брачный аферист.

Официант (Краглеру). Скажите что-нибудь! Отвечайте им что-нибудь!

Краглер (встал, дрожа, говорит Анне). Не знаю, что я могу сказать. Когда от нас остались кожа да кости и нам надо было крепко пить, чтобы мы могли мостить дороги, над нами было одно только вечернее небо, это же очень важно. Ведь такое же небо было в апреле, когда я лежал

с тобой под кустом. Я всем так говорил. По они подыхали, как мухи.

Анна. Надрывались, как лошади, да?

Краглер. Ведь было так жарко, а мы каждый раз напивались допьяна. Но зачем я тебе говорю про вечернее небо, я хотел не о том, я сам не знаю…

Анна. Ты все время думал обо мне?

Госпожа Балике. Ты слышишь, как он говорит? Как ребенок. Послушаешь, становится стыдно за него.

Мурк. Не хотите продать мне ваши сапоги? Для музея германской армии! Даю сорок марок.

Бабуш. Продолжайте, Краглер. Это как раз то, что надо.

Краглер. У нас не было больше белья. Это было хуже всего, поверь мне. Можешь ли ты понять, что вот это и было хуже всего?

Анна. Андре, тебя все слышат!

Мурк. Ладно, даю шестьдесят марок. Продаете?

Краглер. Да, теперь тебе стыдно за меня, потому что они все расселись по местам, как в цирке, а слон мочится от страха, но они ничего не понимают.

Мурк. Восемьдесят марок!

Краглер. Я ведь не пират. Какое мне дело до красной луны! Просто мне трудно смотреть людям в глаза. Я — человек из костей и мяса, и на мне надета чистая сорочка. Я совсем не призрак.

Мурк (вскакивает с места). Согласен на сто марок!

Мария. Постыдитесь, если у вас осталась душа!

Мурк. Значит, эта свинья на желает мне уступить свои старые сапоги за сто марок!

Краглер. Анна, там какая-то дрянь говорит. Что это за голос?

Мурк. Да у вас солнечный удар! Вы сможете сами выйти отсюда?

Краглер. Анна, дрянь уверяет, будто ее нельзя раздавить.

Мурк. Покажите-ка ваше лицо.

Краглер. Анна, его сотворил господь бог.

Мурк. Так это вы? Чего вы, собственно, хотите? Вы просто труп! Вы дурно пахнете! (Зажимает себе нос.) Неужели у вас нет чувства брезгливости? Вы хотите, чтобы на вас молились, как на мощи, только потому, что вы наглотались африканского солнца? Я работал! Я надрывался так, что у меня сапоги набрякли от крови! Поглядите-ка на мои руки! Вам сочувствуют все, потому что вам крепко намяли бока, но ведь их намял не я! Вы герой, я труженик! А это моя невеста.

Бабуш. Только сидите на месте, Мурк! Сидя вы ведь тоже труженик! Всемирная история здорово изменилась бы, Краглер, если бы человечество побольше сидело на собственной заднице!

Краглер. Я не могу смотреть на него. Он как стена в отхожем месте. Весь исписан непристойностями. Она в этом не виновата. Анна, ты любишь его, любишь его?

Анна смеется и пьет.

Бабуш. Это называется запрещенным приемом, Краглер!

Краглер. Это называется откусить ему от злости ухо!