Стихотворения

Толстой Алексей Константинович

“Стасюлевич и Маркевич...”[*]

Стасюлевич и Маркевич Вместе побранились; Стасюлевич и Маркевич Оба осрамились. “Ты поляк,— гласит Маркевич,— В этом я уверен!” Отвечает Стасюлевич: “Лжешь как сивый мерин!” Говорит ему Маркевич: “Судишь ты превратно!” Отвечает Стасюлевич: “То донос печатный!” Размышляет Стасюлевич: “Классицизм нам кстати ль?” Говорит ему Маркевич: “Стало, ты предатель!” Октябрь (?) 1869

“Как-то Карп Семенович...”[*]

Как-то Карп Семенович Сорвался с балкона, И на нем суконные

Были панталоны. Ах, в остережение Дан пример нам оный: Братья, без медления Снимем панталоны! 22 декабря 1869

“Рука Алкида тяжела...”[*]

Рука Алкида тяжела, Ужасны Стимфалидов стаи, Смертельна Хирона стрела, Широко лоно Пазифаи. Из первых Аристогитон С Гармодием на перекличке, И снисходительно Платон Их судит странные привычки. Гомера знали средь Афин Рабы и самые рабыни, И каждый римский гражданин Болтал свободно по-латыни. 22 декабря 1869

МЕДИЦИНСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ[*]

1

Доктор божией коровке Назначает рандеву, Штуки столь не видел ловкой С той поры, как я живу, Ни во сне, ни наяву. Веря докторской сноровке, Затесалася в траву К ночи божия коровка. И, припасши булаву, Врач пришел на рандеву. У скалы крутой подножья Притаясь, коровка божья Дух не смеет перевесть, За свою страшится честь. Дщери нашей бабки Евы! Так-то делаете все вы! Издали: “Mon coeur, mon tout”,[16] А пришлось начистоту, Вам и стыдно, и неловко; Так и божия коровка — Подняла внезапно крик: “Я мала, а он велик!” Но, в любви не зная шутки, Врач сказал ей: “Это дудки! Мне ведь дело не ново, Уж пришел я, так того!” Кем наставлена, не знаю, К чудотворцу Николаю (Как то делалося встарь) Обратилась божья тварь. Грянул гром. В его компанье Разлилось благоуханье — И домой, не бегом, вскачь, Устрашась, понесся врач, Приговаривая: “Ловко! Ну уж божия коровка! Подстрекнул меня, знать, бес!” — Сколько в мире есть чудес! Октябрь (?) 1868

2

Навозный жук, навозный жук, Зачем, среди вечерней тени, Смущает доктора твой звук? Зачем дрожат его колени? O врач, скажи, твоя мечта Теперь какую слышит повесть? Какого ропот живота Тебе на ум приводит совесть? Лукавый врач, лукавый врач! Трепещешь ты не без причины — Припомни стон, припомни плач Тобой убитой Адольфины! Твои уста, твой взгляд, твой нос Ее жестоко обманули, Когда с улыбкой ты поднес Ей каломельные пилюли... Свершилось! Памятен мне день — Закат пылал на небе грозном — С тех пор моя летает тень Вокруг тебя жуком навозным... Трепещет врач — навозный жук Вокруг него, в вечерней тени, Чертит круги — а с ним недуг, И подгибаются колени... Ноябрь (?) 1868

3

“Верь мне, доктор (кроме шутки!),— Говорил раз пономарь,— От яиц крутых в желудке Образуется янтарь!” Врач, скептического складу, Не любил духовных лиц И причетнику в досаду Проглотил пятьсот яиц. Стон и вопли! Все рыдают, Пономарь звонит сплеча — Это значит: погребают Вольнодумного врача. Холм насыпан. На рассвете Пир окончен в дождь и грязь, И причетники мыслете Пишут, за руки схватясь. “Вот не минули и сутки,— Повторяет пономарь,— А уж в докторском желудке Так и сделался янтарь!” Ноябрь (?) 1868

4

БЕРЕСТОВАЯ БУДОЧКА

В берестовой сидя будочке, Ногу на ногу скрестив, Врач наигрывал на дудочке Бессознательный мотив. Он мечтал об операциях, О бинтах, о ревене, О

Венере и о грациях... Птицы пели в вышине. Птицы пели и на тополе, Хоть не ведали о чем, И внезапно все захлопали, Восхищенные врачом. Лишь один скворец завистливый Им сказал как бы шутя: “Что на веточках повисли вы, Даром уши распустя? Песни есть и мелодичнее, Да и дудочка слаба,— И врачу была б приличнее Оловянная труба!” Между 1868 и 1870

5

Муха шпанская сидела На сиреневом кусте, Для таинственного дела Доктор крался в темноте. Вот присел он у сирени; Муха, яд в себе тая, Говорит: “Теперь для мщенья Время вылучила я!” Уязвленный мухой больно, Доктор встал, домой спеша, И на воздухе невольно Выкидает антраша. От людей ночные тени Скрыли доктора полет, И победу на сирени Муха шпанская поет. Между 1868 и 1870

“Угораздило кофейник...”[*]

Угораздило кофейник С вилкой в роще погулять. Набрели на муравейник; Вилка ну его пырять! Расходилась: я храбра-де! Тычет вдоль и поперек. Муравьи, спасенья ради, Поползли куда кто мог; А кофейнику потеха: Руки в боки, кверху нос, Надседается от смеха: “Исполати! Аксиос! Веселися, храбрый росс!” Тут с него свалилась крышка, Муравьев взяла одышка, Все отчаялись — и вот — Наползли к нему в живот. Как тут быть? Оно не шутки: Насекомые в желудке! Он, схватившись за бока, Пляшет с боли трепака. Поделом тебе, кофейник! Впредь не суйся в муравейник, Нe ходи как ротозей, Умеряй характер пылкий, Избирай своих друзей И не связывайся с вилкой! Ноябрь (?) 1868

ПОСЛАНИЯ К Ф. М. ТОЛСТОМУ[*]

1

Вкусив елей твоих страниц И убедившися в их силе, Перед тобой паду я ниц, О Феофиле, Феофиле! Дорогой двойственной ты шел, Но ты от Януса отличен; Как государственный орел, Ты был двуглав, но не двуличен. Твоих столь радужных цветов Меня обманывала приcма, Но ты возрек — и я готов Признать тиранство дуалисма; Сомкнем же наши мы сердца, Прости упрек мой близорукий — И будь от буйного стрельца Тобой отличен Долгорукий! Декабрь 1868

2

Красный Рог, 14 января 1869

В твоем письме, о Феофил (Мне даже стыдно перед миром), Меня, проказник, ты сравнил Чуть-чуть не с царственным Шекспиром! О Ростислав, такую роль, Скажи, навязывать мне кстати ль? Поверь, я понимаю соль Твоей иронии, предатель! Меня насмешливость твоя Равняет с Лессингом. Ужели Ты думал, что серьезно я Поверю этой параллели? Ты говоришь, о Феофил, Что на немецком диалекте “Лаокоона” он хвалил, Как я “Феодора” в “Проекте”? Увы, не Лессинг я! Зачем, Глумясь, равнять пригорок с Этной? Я уступаю место всем, А паче братии газетной. Не мню, что я Лаокоон, Во змей упершийся руками, Но скромно зрю, что осажден Лишь дождевыми червяками! Потом — подумать страшно — ах! Скажи, на что это похоже? Ты рассуждаешь о властях Так, что мороз дерет по коже! Подумай, ведь письмо твое (Чего на свете не бывает!) Могло попасть к m-r Veillot, Который многое читает. Нет, нет, все это дребедень! Язык держать привык я строго И повторяю каждый день: Нет власти, аще не от бога! Не нам понять высоких мер, Творцом внушаемых вельможам, Мы из истории пример На этот случай выбрать можем: Перед Шуваловым свой стяг Склонял великий Ломоносов — Я ж друг властей и вечный враг Так называемых вопросов!