Стихотворения

Ещин Леонид Евсеевич

Видел

Гребень сильно пахнет духами. И причёска эта модна. О, я знаю, какими грехами Перевил её сатана. Через зеркало вижу ресницы, К волоскам когда руки длишь. Мне твой рот никогда не снится. Лишь ресницы… ресницы лишь. В лифе — чую — клокочет счастье. От него засияла вся. И браслеты звенят на запястьях, Будто мне за обиды мстя. Но напрасную радость чают: В этом самом зеркальном окне Я ведь видел, как в чашку чаю Ты насыпала яду мне.

Голубятня

Вернуться пьяным на заре И за окном на голубятне Стеклянным взглядом посмотреть На голубей — чего приятней? Стоять

и думать о царе, Что подоткнул кафтана полы, Смотрел в тазу на серебре На голубей в лазурных долах. И вспоминать, как Карл Седьмой По голубям из мушкетона, С охоты едучи домой, Стрелял под звон, под дамы стоны. Но голубая Лизабет, Моля о жизни голубиной, Всё ж будет косточки их есть Под вечерок перед камином. Я сам любитель турманов, Я сам, махая палкой длинной, У дядюшки в именьи «Новь» Гонял их часто пред гостиной. Не потому ль, что это — даль, Не потому ль, что нету чаю, Я пьяный всю свою печаль На утре в голубях встречаю?

«Угрюмый день молчал, смотря на небо…»

Угрюмый день молчал, смотря на небо, Где дымились в пене облака, И одно в уме: достать бы хлеба, Ведь дорога в дебрях далека. Пить хотел. Ключи не зажурчали. Есть хотел. Но лес был дик и глух. Как, сорвавшись с пристани, с причала Чёлн летел — так мой струился слух. Но уныло ветви со стволами, Перестукиваясь и шурша, Звуки лили редкими струями Да слетала с неба пороша. Там и умер я голодной смертью На полях и на крутом юру, Но и в смерти был я тих, поверьте. Помирать? Ну что же, и помру!

19 февраля 1924 года

«Я не хотел, не ждал любить…»

Я не хотел, не ждал любить, Не нужно метки перед смертью В канун, когда (всё может быть) Меня в аду зажарят черти. Но почему-то дочь твоя Милее, ближе мне, чем братья, Сестра, отчизна и друзья, И кокаинные объятья. Казалось мне, что жизнь и кровь Излиты, выпиты, сгорели, Но рифма старая — любовь — Цветёт и в этом вот апреле. И Пасха мне уж пятый год Была неверным воскресеньем, А на шестой, как мёд из сот, Твоим струится дуновеньем. Приду во храм. Темно без свеч, Священным трауром одета, Нависла тьма, как будто меч, И мрачно, холодно без света. Дрожа, у клироса стою, Весь в жажде взрыва, Свет и Свете, И вдруг улыбку я Твою, Мелькнувшую как комета, Увижу, выпью, припаду, Как к ручейку в дубовом лесе, И сладко, сладко так я жду Поуповать: Христос воскресе.

«И опять в беспредельную синь…»

И опять в беспредельную синь Побросали домов огоньки, И опять вековечный аминь Затянули на крышах коньки. Флюгера затянули про жуть Обессоненных битвой ночей, Вторя им, синеватая муть Замерцала огнями ярчей. Синевы этой бархатней нет, Я нежнее напева не слышал, Хоть давно уж стихами испет По затихнувшим в бархате крышам. Всё сильней и упорней напев, Словно плещется в море ладья. …Лишь закончив кровавый посев, Запевают такие, как я, Да и песня моя — не моя.

Поняла

Мой голос звучал, словно бронзовый гонг. Свои прочитал я стихи. Не скрипнул ни разу уютный шезлонг, Лишь душно дышали духи. Сиреневый воздух метался, и млел, И стыл, голубея в очах, Был матово-бледен, был сумрачно-бел Платок у нее на плечах. А море с луною, поникшей вдали, Струилось, покорно словам, Стихи и гудели, и пели, и жгли, И рвались навстречу векам. И бронзовый голос, и бронза луны, Сиреневый воздух и очи — Все терпкою сладостью были полны На лоне и моря, и ночи. Когда

ж я окончил, дрожащей рукой Коснувшись пустого бокала, Она мне сказала: «Ах вот вы какой! А я ведь — представьте! — не знала».

Маята

Фрагмент поэмы

О. И. А.

Если апрель… если рядом — любимая… Если как будто и ты тоже люб, И застилается город весь дымами, Розовым, чистым дымочком из труб, Если рассвет… Если рядом — желанная… Если как будто желанен и ты — Господи Боже, заря эта ранняя — Вся воплощенье давнишней мечты. Гукал авто, вровень встав с полисменами, Вы же шоферу — кивок на ходу, Взглядом, который роднит вас с царевнами: «Лучше пешком я сегодня пойду…» Сняли вы шляпу. Пурпуровым заревом Брызнул восход на прическу у вас. Шли через мост, через улицы парой мы, Мимо заборов шагаючи враз. Мы говорили. Но что? Вы не знаете? Я уверяю: не знаю и я. Я к вам дошел и в тревоге, и в маяте. Старо сравнение: «В сердце змея». Я был простым, неуклюжим и чистеньким, Тем, кто я есть, — без личины и лжи. Я и в глаза не смотрел… в те лучистые, Ах, и глаза… Как они хороши! Если глаза… Если милые глазаньки… Если крылечко и яркий рассвет… Если пустыми никчемными фразами Дал я понять, что — конечно же «нет!..» Если унынье, сознанье никчемности… Если упадок, страданье и — гнев — Гнев на убивших и детство, и молодость, Что спалены, расцвести не успев, — Если все это так, — Боже, за что же мне Вновь одному, одному, словно перст, Вновь в путь обратный шагать — уничтоженным, Снова и снова таща этот крест…

Фокстрот

И луна. И цветы по краям балюстрады. Барабанил и взвизгивал джесс. Было сказано мне: ни меня ей не надо, Ни моих поэтических месс. Я тихонько прошел между парами в танце, Боязливо плеча заостря, И в таком же, как я, оскорбленном румянце Намечалась полоской заря. Ну, еще… ну, еще!.. Принимаю удары, Уничтоженный, втоптанный в грязь… «Мою шляпу, швейцар!..» В окнах двигались пары, И тягучесть фокстрота вилась. А заря свой румянец старалась умножить, Полыхался за окнами смех. Неужели не знаешь Ты, Господи Боже, Что обидёть меня — это грех!

В ожерельи огней

В ожерельи янтарных огней Опоясана даль кругом, И покачивается над ней Рыжий месяц, будто гном. А залив — червонный поток С переливами синевы, Нас несет к огням катерок, В мире — кажется — я да Вы. И внизу машина стучит, И срывается соль в лицо, Это бухты ли Диомид Бриллиантовое кольцо? А налево — рубинов ряд, Это Русский ли остров там, А не вышивки ли горят По тяжелым синим тафтам? О, покоя хрустальнее нет… Я от счастья дышать не могу. — Это Вы ведь багульника цвет Прикололи мне к обшлагу. Ну а Вам круторогий гном Бросил блестки в прорези глаз. Я ведь друга почуял в нем! — Он мечтает тоже о Вас. Но и он не мог бы понять, Но и он удивлен бы был, Если б вдруг ему рассказать, Как я Вас люблю и любил. И медлительный ветерок Долетает мне до лица. Сделай так, сделай так, катерок, Чтоб пути — не бывало конца.

2 стихотворения из цикла «Morituri»

De profundis

Алкогольные вихри гуляют В пустыре отаёженных душ. И тоска, извиваясь, как уж, Разогнала безумную стаю Муз, глядящих глазами кликуш: Сумасшедшую музу Похода И тифозную музу Тайги, Только их пощадили враги — Их, пришедших под стоны невзгоды И за мной волочивших шаги. А тоска извивается змеем В проспиртованной мозга коре. Нет огня, чтобы сердцу гореть, А без пламени разве я смею Прорыдать о любви в пустыре?.. Я взываю в беззвёздное небо И молю «Научите гореть!» Я тогда и покорно и слепо, Вместо медленной смерти нелепой, Распластаю себя на костре…