Стихотворения

Чёрный Саша

Война

Песня войны

Прошло семь тысяч пестрых лет —Пускай прошло, ха-ха!Еще жирнее мой обед,Кровавая уха…Когда-то эти дуракиДубье пускали в ходИ, озверев, как мясники,Калечили свой род:Женщин в пламень,Младенцев о камень,Пленных на дно —Смешно!Теперь наука – мой мясник,Уже средь облаковПорой взлетает хриплый крикНад брызгами мозгов.Мильоны рук из года в годЛьют пушки и броню,И всё плотней кровавый ледПлывет навстречу дню.Вопли прессы,Мессы, конгрессы,Жены – как ночь…Прочь!Кто всех сильнее, тот и прав,А нужно доказать, —Расправься с дерзким, как удав,Чтоб перестал дышать!Враг тот,

кто рвет из пасти кость,Иль – у кого ты рвешь.Я на земле – бессменный гость,И мир – смешная ложь!Укладывай в гробПрикладами в лоб,Штыки в живот, —Вперед!Между 1914 и 1917

Сборный пункт

На Петербургской стороне, в стенах военного училища [200] ,Столичный люд притих и ждет, как души бледные – чистилища.Сгрудясь пугливо на снопах, младенцев кормят грудью женщины, —Что горе их покорных глаз пред темным грохотом военщины?Ковчег-манеж [201] кишит толпой. Ботфорты чавкают и хлюпают.У грязных столиков врачи нагое мясо вяло щупают.Над головами в полумгле проносят баки с дымной кашею.Оторопелый пиджачок, крестясь, прощается с папашею…Скользят галантно писаря, – бумажки треплются под мышками,В углу, невинный василек, хохочет девочка с мальчишками.У всех дверей, склонясь к штыкам, торчат гвардейцы меднолицые.И женский плач, звеня в висках, пугает близкой небылицею…А в стороне, сбив нас в ряды – для всех чужие и безликие, —На спинах мелом унтера коряво пишут цифры дикие.1914

200

На Петербургской стороне в стенах военного училища – сборный пункт располагался во 2-м Кадетском корпусе на Петербургской стороне.

201

Ковчег-манеж – одно из зданий, принадлежавших Кадетскому корпусу.

На фронт

За раскрытым пролетом дверейПроплывают квадраты полей,Перелески кружатся и веют одеждой зеленой,И бегут телеграфные нити грядой монотонной…Мягкий ветер в вагон луговую прохладу принес.Отчего так сурова холодная песня колес?Словно серые птицы, вдоль нарНикнут спины замолкнувших пар, —Люди смотрят туда, где сливается небо с землею,И на лицах колеблются тени угрюмою мглою.Ребятишки кричат и гурьбою бегут под откос.Отчего так тревожна и жалобна песня колес?Небо кротко и ясно, как мать, —Стыдно бледные губы кусать!Надо выковать новое, крепкое сердце из сталиИ забыть те глаза, что последний вагон провожали.Теплый ворот шинели шуршит у щеки и волос, —Отчего так нежна колыбельная песня колес?Август 1914

На этапе

Этапный двор кишел людьми – солдатскою толпой.Квадрат казарм раскинул ввысь окошек ряд слепой.Под сапогами ныла грязь, в углу пестрел ларек, —Сквозь гроздья ржавой колбасы дул вешний ветерок.Защитный цвет тупым пятном во все концы – распух,От ретирадов [202] у стены шел нудный смрадный дух…Весь день плывет сквозь ворота солдатская река:Одни – на фронт, другие – в тыл, а третьи – в отпуска…А за калиной возле бань в загоне – клин коров.Навоз запекся на хребтах… Где луг? Где лес?Где кров?..В глазах – предчувствие и страх. Вздыхают и мычат…Солдаты сумрачно стоят, и смотрят, и молчат.Между 1914 и 1917

202

Ретирады – укрепленные участки фортификационных сооружений.

Атака

На утренней зареШли русские в атаку…Из сада на бугреВраг хлынул лавой в драку.Кровавый дым в глазах,Штыки ежами встали, —Но вот в пяти шагахИ те и эти стали.Орут, грозят, хрипят,Но две стены ни с места —И вот… пошли назад,Взбивая грязь, как тесто.Весна цвела в саду.Лазурь вверху сквозила…В пятнадцатом годуПод Ломжей [203] это было.Между 1915 и 1917

203

Ломжа – город в Восточной Польше, где происходили ожесточенные бои.

Один из них

Двухпудовые ботфорты,За спиной – мешок горбом,Ноги до крови натерты.За рекой – орудий гром…Наши серые когортыИсчезают за холмом.Я наборщик из Рязани,Беспокойный человек.Там, на рынке, против бани,Жил соперник, пекарь-грек:Обольстил модистку Таню,Погубил меня навек…Продал я пиджак и кольца,Всё равно ложиться в гроб!Зазвенели колокольцы,У ворот мелькнул сугроб…Записался в добровольцыИ

попал ко вшам в окоп.Исходил земные дали,Шинелёнка – как тряпье…Покурить бы хоть с печали,Да в кисете… Эх, житье!Пленным немцам на привалеПод Варшавой роздал всё.Подсади, земляк, в повозку,Истомился, не дойти…Застучал приклад о доску,Сердце замерло в груди —Ветер рвет и гнет березку,Пыль кружится на пути.За оврагом перепалка:Пули елочки стригут…Целовала, как русалка,А теперь – терзайся тут!Хочешь водки? Пей, не жалко!Завтра всё равно убьют.Между 1914 и 1917

Привал

У походной кухни лентой —Разбитная солдатня.Отогнув подол брезента,Кашевар поит коня…В крышке гречневая каша,В котелке дымятся щи.Небо – синенькая чаша,Над лозой гудят хрущи.Сдунешь к краю лист лавровый,Круглый перец сплюнешь вбок,Откроишь ломоть здоровый,Ешь и смотришь на восток.Спать? Не клонит… Лучше к речке —Гимнастерку простирать.Солнце пышет, как из печки.За прудом темнеет гать.Желтых тел густая каша,Копошась, гудит в воде…Ротный шут, ефрейтор Яша,Рака прячет в бороде.А у рощицы тенистойСел четвертый взвод в кружок.Русской песней голосистойЗахлебнулся бережок.Солнце выше, песня лише:«Таракан мой, таракан!»А басы ворчат всё тише:«Заполз Дуне в сарафан…»Между 1914 и 1917

В операционной

В коридоре длинный хвост носилок…Все глаза слились в тревожно-скорбныйвзгляд, —Там, за белой дверью, красный ад:Нож визжит по кости, как напилок, —Острый, жалкий и звериный крикВ сердце вдруг вонзается, как штык…За окном играет майский день.Хорошо б пожить на белом свете!Дома – поле, мать, жена и дети, —Всё темней на бледных лицах тень.А там, за дверью, костлявый хирург,Забрызганный кровью, словно пятнистой вуалью,Засучив рукава,Взрезает острою стальюЗловонное мясо…Осколки костейДико и странно наружу торчат,Словно кричатОт боли.У сестры дрожит подбородок,Чад хлороформа – как сладкая водка;На столе неподвижно желтеетНесчастное тело.Пскович-санитар отвернулся,Голую ногу зажав неумело,И смотрит, как пьяный, на шкап…На полу безобразно алеетСвежим отрезом бедро.Полное крови и гноя ведро…За стеклами даль зеленеет,Чета голубейВоркует и ходит бочком вдоль карниза.Варшавское небо – прозрачная риза —Всё голубей…Усталый хирургПодходит к окну, жадно дымит папироской,Вспоминает родной ПетербургИ хмуро трясет на лоб набежавшей прической:Каторжный труд!Как дрова, их сегодня несут,Несут и несут без конца…Между 1914 и 1917

Письмо от сына

Хорунжий [204] Львов принес листок,Измятый розовый клочок,И фыркнул: «Вот писака!»Среди листка кружок-пунктир,В кружке каракули: «Здесь мир»,А по бокам: «Здесь драка».В кружке царила тишина:Сияло солнце и луна,Средь роз гуляли пары,А по бокам толпа чертей,Зигзаги огненных плетейИ желтые пожары.Внизу, в полоске голубой:«Ты не ходи туда, где бой.Целую в глазки. Мишка».Вздохнул хорунжий, сплюнул вбокИ спрятал бережно листок:«Шесть лет. Чудак, мальчишка!..»Между 1914 и 1917

204

Хорунжий – низший офицерский чин в казачьих войсках.

Легенда

Это было на Пасху, на самом рассвете:Над окопами таял туман.Сквозь бойницы темнели колючие сети,И качался засохший бурьян.Воробьи распевали вдоль насыпи лихо.Жирным смрадом курился откос…Между нами и ими печально и тихоПроходил одинокий Христос.Но никто не узнал, не поверил виденью:С криком вскинулись стаи ворон,Злые пули дождем над святою мишеньюЗасвистали с обеих сторон…И растаял – исчез он над гранью оврага,Там, где солнечный плавился склон.Говорили одни: «Сумасшедший бродяга»,А другие: «Жидовский шпион»…Между 1914 и 1917