Стихотворения

Заболоцкий Николай Алексеевич

1952

Городок

Целый день стирает прачка, Муж пошел за водкой. На крыльце сидит собачка С маленькой бородкой. Целый день она таращит Умные глазенки, Если дома кто заплачет — Заскулит в сторонке. А кому сегодня плакать В городе Тарусе? Есть кому в Тарусе плакать — Девочке Марусе. Опротивели Марусе Петухи да гуси. Сколько ходит их в Тарусе, Господи Исусе! "Вот бы мне такие перья Да такие крылья! Улетела б прямо в дверь я, Бросилась в ковыль я! Чтоб глаза мои на свете Больше не глядели, Петухи да гуси эти Больше не галдели!" Ой,

как худо жить Марусе В городе Тарусе! Петухи одни да гуси, Господи Исусе!

1958

Метаморфозы

Как мир меняется! И как я сам меняюсь! Лишь именем одним я называюсь, На самом деле то, что именуют мной,- Не я один. Нас много. Я — живой Чтоб кровь моя остынуть не успела, Я умирал не раз. О, сколько мертвых тел Я отделил от собственного тела! И если б только разум мой прозрел И в землю устремил пронзительное око, Он увидал бы там, среди могил, глубоко Лежащего меня. Он показал бы мне Меня, колеблемого на морской волне, Меня, летящего по ветру в край незримый, Мой бедный прах, когда-то так любимый. А я все жив! Все чище и полней Объемлет дух скопленье чудных тварей. Жива природа. Жив среди камней И злак живой и мертвый мой гербарий. Звено в звено и форма в форму. Мир Во всей его живой архитектуре — Орган поющий, море труб, клавир, Не умирающий ни в радости, ни в буре. Как все меняется! Что было раньше птицей, Теперь лежит написанной страницей; Мысль некогда была простым цветком, Поэма шествовала медленным быком; А то, что было мною, то, быть может, Опять растет и мир растений множит. Вот так, с трудом пытаясь развивать Как бы клубок какой-то сложной пряжи, Вдруг и увидишь то, что должно называть Бессмертием. О, суеверья наши!

1937

Болеро

Итак, Равель, танцуем болеро! Для тех, кто музыку на сменит на перо, Есть в этом мире праздник изначальный — Напев волынки скудный и печальный И эта пляска медленных крестьян... Испания! Я вновь тобою пьян! Цветок мечты возвышенной взлелеяв, Опять твой образ предо мной горит За отдаленной гранью Пиренеев! Увы, замолк истерзанный Мадрид, Весь в отголосках пролетевшей бруи, И нету с ним Долорес Ибаррури! Но жив народ, и песнь его жива. Танцуй, Равель, свой исполинский танец, Танцуй, Равель! Не унывай, испанец! Вращай, История, литые жернова, Будь мельничихой в грозный час прибоя! О, болеро, священный танец боя!

1957

Голос в телефоне

Раньше был он звонкий, точно птица, Как родник, струился и звенел, Точно весь в сиянии излиться По стальному проводу хотел. А потом, как дальнее рыданье, Как прощанье с радостью души, Стал звучать он, полный покаянья, И пропал в неведомой глуши. Сгинул он в каком-то диком поле, Беспощадной вьюгой занесен... И кричит душа моя от боли, И молчит мой черный телефон.

1957

Противостояние Марса

Подобно огненному зверю, Глядишь на землю ты мою, Но я ни в чём тебе не верю И славословий не пою. Звезда зловещая! Во мраке Печальных лет моей страны Ты в небесах чертила знаки Страданья, крови и войны. Когда над крышами селений Ты открывала сонный глаз, Какая боль предположений Всегда охватывала нас! И был он в руку — сон зловещий: Война с ружьём наперевес В селеньях жгла дома и вещи И угоняла семьи в лес. Был бой и гром, и дождь и слякоть, Печаль скитаний и разлук, И уставало сердце плакать От нестерпимых этих мук. И над безжизненной пустыней Подняв ресницы в поздний час, Кровавый Марс из бездны синей Смотрел внимательно на нас. И тень сознательности злобной Кривила смутные черты, Как будто дух звероподобный Смотрел на землю с высоты. Тот дух, что выстроил каналы Для неизвестных нам судов И стекловидные вокзалы Средь марсианских городов. Дух, полный разума и воли, Лишённый сердца и души, Кто о чужой не страждет боли, Кому все средства хороши. Но знаю я, что есть на свете Планета малая одна, Где из столетия в столетье Живут иные племена. И там есть муки и печали, И там есть пища для страстей, Но

люди там не утеряли Души единственной своей. Там золотые волны света Плывут сквозь сумрак бытия, И эта милая планета — Земля воскресшая моя.

1956

* * *

Когда вдали угаснет свет дневной И в черной мгле, склоняющейся к хатам, Все небо заиграет надо мной, Как колоссальный движущийся атом,- В который раз томит меня мечта, Что где-то там, в другом углу вселенной, Такой же сад, и та же темнота, И те же звезды в красоте нетленной. И может быть, какой-нибудь поэт Стоит в саду и думает с тоскою, Зачем его я на исходе лет Своей мечтой туманной беспокою.

1948

Сквозь волшебный прибор Левенгука

Сквозь волшебный прибор Левенгука На поверхности капли воды Обнаружила наша наука Удивительной жизни следы. Государство смертей и рождений, Нескончаемой цепи звено,- В этом мире чудесных творений Сколь ничтожно и мелко оно! Но для бездн, где летят метеоры, Ни большого, ни малого нет, И равно беспредельны просторы Для микробов, людей и планет. В результате их общих усилий Зажигается пламя Плеяд, И кометы летят легкокрылей, И быстрее созвездья летят. И в углу невысокой вселенной, Под стеклом кабинетной трубы, Тот же самый поток неизменный Движет тайная воля судьбы. Там я звездное чую дыханье, Слышу речь органических масс И стремительный шум созиданья, Столь знакомый любому из нас.

1948

Можжевеловый куст

Я увидел во сне можжевеловый куст, Я услышал вдали металлический хруст, Аметистовых ягод услышал я звон, И во сне, в тишине, мне понравился он. Я почуял сквозь сон легкий запах смолы. Отогнув невысокие эти стволы, Я заметил во мраке древесных ветвей Чуть живое подобье улыбки твоей. Можжевеловый куст, можжевеловый куст, Остывающий лепет изменчивых уст, Легкий лепет, едва отдающий смолой, Проколовший меня смертоносной иглой! В золотых небесах за окошком моим Облака проплывают одно за другим, Облетевший мой садик безжизнен и пуст... Да простит тебя бог, можжевеловый куст!

1957

Встреча

И лицо с внимательными

глазами, с трудом, с усилием,

как отворяется заржавевшая

дверь, — улыбнулось...

Л. Толстой. Война и мир

Как открывается заржавевшая дверь, С трудом, с усилием, — забыв о том, что было, Она, моя нежданная, теперь Свое лицо навстречу мне открыла. И хлынул свет — не свет, но целый сноп Живых лучей, — не сноп, но целый ворох Весны и радости, и вечный мизантроп, Смешался я... И в наших разговорах, В улыбках, в восклицаньях, — впрочем, нет, Не в них совсем, но где-то там, за ними, Теперь горел неугасимый свет, Овладевая мыслями моими. Открыв окно, мы посмотрели в сад, И мотыльки бесчисленные сдуру, Как многоцветный легкий водопад, К блестящему помчались абажуру. Один из них уселся на плечо, Он был прозрачен, трепетен и розов. Моих вопросов не было еще, Да и не нужно было их — вопросов.

1957

Журавли

Вылетев из Африки в апреле К берегам отеческой земли, Длинным треугольником летели, Утопая в небе, журавли. Вытянув серебряные крылья Через весь широкий небосвод, Вел вожак в долину изобилья Свой немногочисленный народ. Но когда под крыльями блеснуло Озеро, прозрачное насквозь, Черное зияющее дуло Из кустов навстречу поднялось. Луч огня ударил в сердце птичье, Быстрый пламень вспыхнул и погас, И частица дивного величья С высоты обрушилась на нас. Два крыла, как два огромных горя, Обняли холодную волну, И, рыданью горестному вторя, Журавли рванулись в вышину. Только там, где движутся светила, В искупленье собственного зла Им природа снова возвратила То, что смерть с собою унесла: Гордый дух, высокое стремленье, Волю непреклонную к борьбе — Все, что от былого поколенья Переходит, молодость, к тебе. А вожак в рубашке из металла Погружался медленно на дно, И заря над ним образовала Золотого зарева пятно.