Стихотворения

Гандлевский Сергей Маркович

Так люди страшатся ее.

Под старость с баулом туристским

Заеду – тряхну стариной —

С лицом безупречно австрийским,

С турецкой, быть может, женой.

The sights необъятного края:

Байкал, Ленинград и Ташкент,

Тоскливо слова подбирая,

Покажет

толковый студент.

Огромная русская суша.

Баул в стариковской руке.

О чем я спрошу свою душу

Тогда, на каком языке?

1973

* * *

Сотни тонн боевого железа

Нагнетали под стены Кремля.

Трескотня тишины не жалела,

Щекотала подошвы земля.

В эту ночь накануне парада

Мы до часа ловили такси.

Накануне чужого обряда,

Незадолго до личной тоски.

На безлюдьи под стать карантину

В исковерканной той тишине

Эта полночь свела воедино

Все, что чуждо и дорого мне.

Неудача бывает двуликой.

Из беды, где свежеют сердца,

Мы выходим с больною улыбкой,

Но имеем глаза вполлица.

Но всегда из батального пекла,

Столько тысяч оставив в гробах,

Возвращаются с привкусом пепла

На сведенных молчаньем губах.

Мать моя народила ребенка,

А не куклу в гремучей броне.

Не пытайте мои перепонки,

Дайте словом обмолвиться мне.

Колотило асфальт под ногою.

Гнали танки к Кремлевской стене.

Здравствуй, горе мое дорогое,

Горстка жизни в железной стране!

1974

Декабрь 1977 года

Штрихи и точки нотного письма.

Кленовый лист на стареньком пюпитре.

Идет смычок, и слышится зима.

Ртом

горьким улыбнись и слезы вытри,

Здесь осень музицирует сама.

Играй, октябрь, зажмурься, не дыши.

Вольно мне было музыке не верить,

Кощунствовать, угрюмо браконьерить

В скрипичном заповеднике души.

Вольно мне очутиться на краю

И музыку, наперсницу мою, —

Все тридцать три широких оборота —

Уродовать семьюдестью восьмью

Вращениями хриплого фокстрота.

Условимся о гибели молчать.

В застолье нету места укоризне

И жалости. Мне скоро двадцать пять,

Мне по карману праздник этой жизни.

Холодные созвездия горят.

Глухого мирозданья не корят

Остывшие Ока, Шексна и Припять.

Поэтому я предлагаю выпить

За жизнь с листа и веру наугад.

За трепет барабанных перепонок.

В последний день, когда меня спросонок

По имени окликнут в тишине,

Неведомый пробудится ребенок

И втайне затоскует обо мне.

Условимся, о гибели – молчок.

Нам вечность беззаботная не светит.

А если кто и выронит смычок,

То музыка сама себе ответит.

1977

Друзьям-поэтам

Подступал весенний вечер.

Ветер исподволь крепчал.

С ближней станции диспетчер

В рупор грубое кричал.

В лужах желтые ботинки

Пачкал модный пешеход.

В чистом небе, как чаинки,

Вился птичий хоровод.

В этот славный вечер длинный,

Праздник неба и земли,

Вдоль по улице старинной

Трое странные прошли.

Первый двигался улиткой,