Стихотворения
Шрифт:
охотника: синий плащ, сапоги и белые вязаные варежки. От нежности к
нему, от гордости к себе я почти не видела его лица - только ярко-белые
вспышки его рук во тьме слепили мне уголки глаз. Он сказал: "О,
здравствуйте! Мне о вас рассказывали, и я вас сразу узнал". И вдруг,
вложив в это неожиданную силу переживания, взмолился: "Ради бога!
Извините меня! Я именно теперь должен позвонить!". Он вошел было в
маленькое здание какой-то
темноты мне в лицо ударило, плеснуло яркой светлостью его лица, лбом и
скулами, люминесцирующими при слабой луне. Меня охватил сладко-ледяной,
шекспировский холодок за него. Он спросил с ужасом: "Вам не холодно?
Ведь дело к ноябрю?" - и, смутившись, неловко впятился в низкую дверь.
Прислонясь к стене, я телом, как глухой, слышала, как он говорил с
кем-то, словно настойчиво оправдываясь перед ним, окружал его заботой и
любовью голоса. Спиной и ладонями я впитывала диковинные приемы его
речи -нарастающее пение фраз, доброе восточное бормотание, обращенное в
невнятный трепет и гул дощатых перегородок. Я, и дом, и кусты вокруг
нечаянно попали в обильные объятия этой округлолюбовной,
величественно-деликатной интонации. Затем он вышел, и мы сделали
несколько шагов по заросшей пнями, сучьями, изгородями, чрезвычайно
неудобной для ходьбы земле. Но он как-то легко и по-домашнему ладил с
корявой бездной, сгустившейся вокруг нас,- с выпяченными, дешево
сверкающими звездами, с впадиной на месте луны, с грубо поставленными,
неуютными деревьями. Он сказал: "Отчего вы никогда не заходите? У меня
иногда бывают очень милые и интересные люди - вам не будет скучно.
Приходите же! Приходите завтра". От низкого головокружения, овладевшего
мной, я ответила почти надменно: "Благодарю вас. Как-нибудь я
непременно зайду".
Из леса, как из-за кулис актер,
он вынес вдруг высокопарность позы,
при этом не выгадывая пользы
у зрителя - и руки распростер.
Он сразу был театром и собой,
той древней сценой, где прекрасны речи.
Сейчас начало! Гаснет свет! Сквозь плечи
уже мерцает фосфор голубой.
– О, здравствуйте! Ведь дело к ноябрю
не холодно ли?- вот и все, не боле.
Как он играл в единственной той роли
всемирной ласки к людям и зверью.
Вот так играть свою игру - шутя!
всерьез! до слез! навеки! не лукавя!
как он играл, как, молоко лакая,
играет с миром зверь или дитя.
– Прощайте же!- так петь между людьми
не принято. Но
так завершают монолог той драмы,
где речь идет о смерти и любви.
Уж занавес! Уж освещает тьму!
Еще не все: - Так заходите завтра!
О тон гостеприимного азарта,
что ведом лишь грузинам, как ему.
Но должен быть такой на свете дом,
куда войти - не знаю! невозможно!
И потому, навек неосторожно,
я не пришла ни завтра, ни потом.
Я плакала меж звезд, дерев и дач
после спектакля, в гаснущем партере,
над первым предвкушением потери
так плачут дети, и велик их плач.
II
Он утверждал: "Между теплиц
и льдин, чуть-чуть южнее рая,
на детской дудочке играя,
живет вселенная вторая
и называется - Тифлис".
Ожог глазам, рукам - простуда,
любовь моя, мой плач - Тифлис!
Природы вогнутый карниз,
где бог капризный, впав в каприз,
над миром примостил то чудо.
Возник в моих глазах туман,
брала разбег моя ошибка,
когда тот город зыбко-зыбко
лег полукружьем, как улыбка
благословенных уст Тамар.
Не знаю, для какой потехи
сомкнул он надо мной овал,
поцеловал, околдовал
на жизнь, на смерть и наповал
быть вечным узником Метехи.
О, если бы из вод Куры
не пить мне!
И из вод Арагвы
не пить!
И сладости отравы
не ведать!
И лицом в те травы.
не падать!
И вернуть дары,
что ты мне, Грузия, дарила!
Но поздно! Уж отпит глоток,
и вечен хмель, и видит бог,
что сон мой о тебе - глубок,
как Алазанская долина.
Луг зелёный
Текст к телевизионному фильму режиссера А.Ремиашвили "Луг зеленый".
За кадром читала Б.Ахмадулина.
Вступление
Еще не рассвело во мгле экрана.
Как чистый холст, он ждет поры своей.
Пустой экран увидеть так же странно,
как услыхать безмолвную свирель.
Но в честь того, что есть луга с росою,
экран зажжется, расцветут холсты.
Вся наша жизнь - свиданье с красотою
и бесконечный поиск красоты.
Город
О зритель, ты бывал в Тбилиси?
Там в пору наших холодов
цветут растения в теплице
проспектов, улиц и садов.
Там ты найдешь друзей надежных.
Пусть дружба их тебя хранит.
Там жил да был один Художник...
Впрочем, дорифмовать мне придется потом, сейчас некогда, потому что