Стихотворения

Львов Михаил Давыдович

1944

«Ревя на повороте и подъеме…»

Ревя на повороте и подъеме, Идет наш танк. Пока вдали враги, Мы ночью спим на танке, как на громе. На жалюзи мы сушим сапоги. Согревшись, засыпаешь на мгновенье, И вновь со дна, куда его ты вверг, Не досмотрев рисунки сновиденья, Сознание карабкается вверх, И хочется уснуть наполовину, Прислушиваясь к грохоту лавины, Чтоб сонного бомбежка не застала (Так можно, не проснувшись, умереть, И, значит, надо встать, забыв усталость, Чтоб собственную смерть не просмотреть. И мы, конечно, правы, и поверьте, Обидно будет умереть во сне. И я хочу присутствовать при смерти, — Тогда еще поборемся мы с ней. И, может быть, поборем — мы упрямы. И будем жить, чтобы врага добить). И

вдруг сквозь сон ты слышишь: воет «рама» — Выходит «юнкерс» сны твои бомбить. И сны бегут. В убежище. Теснятся. Проснулся, смотришь — бомбы не видны, Так даже сны военные нам снятся — Воздушные и танковые сны.

1944

У входа в Скалат

А. Б. Лозовскому

Полковник, помните Скалат, Где «тигр» с обугленною кожей И танк уральский, в пепле тоже, Лоб в лоб уткнулись и стоят? Полковник, помните, по трактам Тогда и нас водил сквозь смерть Такой же танковый характер — Или прорваться, иль сгореть.

1944

Разбитый танк

Металлу, наверное, снится, Что снова он стал рудой, Лежит на горе Магнитной, Бесформенный и молодой; Что снова идет он в домну, И снова проходит прокат, И движется танком огромным, И пушкой глядит на закат; И снова он давит бронею И гонит врага вон. Раскинулось поле боя, И снится металлу сон.

1944

«Я был убит приснившимся осколком…»

Я был убит приснившимся осколком. Моя невеста плакала вдали. Она еще не выплакалась толком — Уже за ней охотники пришли. Нет, я тебя, о жизнь, не обвиняю За то, что ты недолго помнишь нас. Такой, как есть, тебя я принимаю На год, на день, на молодость, на час. Меня любила девушка, наверно. Меня любила девушка. Она Была, наверно, мне до смерти верной, А после смерти верность не нужна. Прости меня, далекая, живая, Что я тебя при жизни ревновал, Опасности везде подозревая, Ступить тебе и шагу не давал. Но в шесть утра горнисты Измаила, Как ангелы, трубящие в раю, Солдата вновь подняли из могилы, И я опять ревную и люблю.

1945

«Был холод декабрьский, и я возле танка…»

Был холод декабрьский, и я возле танка На польском асфальте плясал сербиянку, Чтоб только согреться на зимнем ветру, Пронзительном, злом, и, увидев славянку, Бойцу подносившую в рюмке сливянку, Тебя вспоминал на далеком юру. И думал с тоскою: «Теперь хорошо бы, Как после работы и после учебы, К тебе возвратиться домой на Каштак». И мой экипаж согласился: еще бы! Давно бы зазноба спасла от озноба, И рюмку она поднесла бы не так. И мой экипаж согласился. Конечно, И танки не вечны, и войны не вечны, И мы возвратимся когда-то домой, Родных и друзей расцелуем, обнимем, И сядем за стол, и чокнемся с ними. Но путь наш домой Лежит через бой. …Со мной ничего не посмеет случиться, Я должен любить еще, жить и учиться, Об этом я знал и за крайней чертой, Когда ничего уже не оставалось: Ни сил, ни патронов, лишь только усталость, Когда я держался на хватке одной. Я с детства учился Так в жизни держаться, Так впутаться в жизнь, Так с нею связаться, Так крепко ее привязать у седла, Чтоб жизнь от меня не могла отвязаться, Чтоб жизнь от меня не могла отказаться, Чтоб жизнь без меня обойтись не могла. Да, верю я в жизнь, И не ставь мне в вину ты Ни это пристрастье, ни эти минуты. Мальчишкою тоже меня не зови. Ведь молодость хочет быть абсолютной — И жизнь принимать от салюта к салюту, И хочется верить тебе и любви. Опять протяни мне далекие руки Сквозь версты разлуки, Сквозь горькие муки, Подругою верной, порукою будь. Затянута жизнь пулеметною лентой, Как зимы снегами, Как ливнями лето. Благослови. Мы выходим в путь. Далеко-далеко от скал Таганая, Военную славу свою обгоняя, Уралец-танкист на битву спешит, Покинув землянку,

выходит он к танку, А вьюга рисует на окнах землянки Булатный рисунок его души. Над нами полощет военное знамя, Опять пулеметными очередями В бою измеряется жизни длина. И утро в сиянии артиллерийском Встает над Малькове, над Вельке-Лазиском, Над Польшею. Доброе утро, война.

1944

Перерыв

В лесу мы дали отдых танкам И, автоматы взяв с собой, Стреляли по консервным банкам И по мишени ростовой. Ставь автомат на одиночный, Предохранитель оттяни — И бей противника заочно. А где-то бьют тебя они. Беги к мишеням и обратно, К исходной группами бегом, И тонким дымом автоматным Лес наполняется кругом. Надолго ль эта «перемена»? Комбриг, охрипший на войне, Припав на правое колено, Приказ подписывал на пне…

1944

«Опять отъезд на фронт, и снова…»

Опять отъезд на фронт, и снова Я рву бумаги и дела. И снова в роскоши пуховой Метель над городом бела. Опять в окно гляди устало И слушай вечную гармонь. Опять горящие вокзалы, И снова снег летит в огонь. Еще не выписан нам отдых. Бессмертным именем любви Благослови меня на подвиг, На мужество благослови.

1944

«Будет время — покажут…»

Будет время — покажут Вам о фронте кино. А пока же, пока же Это нам все равно. Сколько мертвых воскреснет На экране тогда! О погибший ровесник, Оживай без труда! Удивленно и странно Из ночей фронтовых Мы посмотрим — с экрана, С полотна — на живых. Будто пули не взяли Нас, под корень рубя. И, печальную, в зале Я увижу тебя. Нам уже не обняться: Мы из разных миров, Нам уже не прорваться Сквозь незримый покров, Для тебя, как виденье, На экране, в огне, Я мелькну на мгновенье, Как в вагонном окне, И со мной — побратимы, Все — в закат. На закат. Это необратимо, Нет дороги назад. И — в печали красива — Боль сожмешь у виска. И на этом спасибо. И прощай! На века!

1945

Письмо

Возможно, будет мрачная погода, Тебе покажется, что мало строк, Что я тебя забуду за полгода, Раз полстраницы написать не смог… Не доверяй погоде и досаде И хоть открытку в ящик оброни. Торопимся к берлинской автостраде, И письма пишем, не сходя с брони.

1945

«Повержены трибуны и глашатаи…»

Повержены трибуны и глашатаи. Повалены железные столбы. Германию, как в поезде, пошатывает, И о железо стукаются лбы. Часы судьбы отмеривают маятники, И не вернутся прошлые года. От памятников не родятся памятники. Империя не встанет никогда.

1945

Скорость

Мчится машина сколько есть духу, И, словно свергаясь с высоких гор, То присвистывая, то глухо Ветер хлопает, как коленкор. На неожиданных поворотах, Где мы влетаем почти в вираж, Львы подпрыгивают на воротах, Когда подпрыгивает кузов наш. И обгоняем в пути пехоту мы, И танкистов, своих и чужих. Скорость — не третья, скорость — сотая, Не просто скорость, а скорость — вихрь. Сколько верст пролетим мы за день! Нравится мне скоростной этот ад. Только ветер плещется сзади, Только столбы по бокам свистят. Ждут нас сегодня в Чехии к ночи, И, от гибели на волоске, Так мы любую смерть проскочим Без остановки, налегке.