Стилист. Том II
Шрифт:
Для поездок в соцстраны разрешалось обменять 30 рублей и, кроме того, взять с собой за границу еще 30 рублей. Из этих 30 рублей 10 разрешалось обменять за пределами СССР, а оставшиеся 20 рублей необходимо было предъявить таможенникам при возвращении. При этом ввоз иностранной валюты в СССР строго воспрещен. И какому идиоту пришла в голову эта мысль? «Валютное правило» меня просто бесило, но моё мнение вряд ли кого-то волновало.
Как и многие в нашей делегации, я затарился водкой и чёрной икрой, чтобы в ГДР выгодно обменять их на какой-нибудь дефицитный в ССР товар или просто сбагрить за марки. А уж потратить эти бумажки с портретами Маркса, Энгельса, Гёте
— Товарищи, не задерживаемся, проходим в автобус.
Это командовал встречавший нас в аэропорту сотрудник посольства СССР в ГДР. А руководителем делегации была Долорес Кондрашова. Учитывая, что прилетели мы в дружественную страну, обошлось без сопровождающего от Комитета госбезопасности.
В прошлой жизни мне один раз довелось гостить в Германии, мы как раз садились в Берлине, вот только аэропорт был другой — «Берлин-Тегель». Тогда уже Германия была единой, от стены остались лишь воспоминания в виде музейного куска длиной чуть больше километра, а сейчас она была видна даже из заходящего на посадку самолёта.
Оформленная в викторианском стиле гостиница «Angleterre» располагалась на Фридрихштрассе, в двух минутах ходьбы от отреставрированного Рейхстага и контрольно-пропускного пункта «Чарли». Его я мог наблюдать из окна своего номера.
В делегации, состоявшей из меня, призёров последнего чемпионата СССР Яны Ляшенко и Инги Фроловой, а также Кондрашовой в роли руководителя, я был единственным мужчиной, поэтому в глубине души надеялся, что мне достанется одноместный номер. Ну или двухместный, но те дни, пока будет длиться чемпионат, я буду проживать в нём один, словно король.
Ага, как же! Вместе с нами летела делегация советских писателей, так вот одного из них заселили вместе со мной. Звали его Еким Борисов, был он чуть старше меня и широкоплеч, сам родом из Сибири. Казалось, его место на лесосеке с бензопилой «Дружба» в руках, а не за пишущей машинкой. Еким тут же выставил на журнальный столик (другого в номере не было) бутылку водки, развернул заранее порезанные сало, луковицу и полбуханки «Бородинского», извлёк из полиэтиленового пакета малосольные огурцы.
— Нож с собой хрен пронесёшь, если найдут в аэропорту при досмотре — сразу заворачивают, а тут в ресторане хрен кто тебе одолжит, поэтому режу дома, заранее, — пояснил он.
Изящные стаканы нашлись в баре, правда, спиртного там мы не обнаружили.
— Если заселяются русские — заранее убирают, — разливая на треть стакана, сказал Еким. — Знают, что мы в первый же день всё вылакаем и ещё потребуем. Ну, давай за знакомство!
Чуть позже, откинувшись в кресле, под бормотавший что-то на немецком чёрно-белый «Stassfurt», он дымил сигаретой и неторопясь рассказывал свою биографию. Еким был родом из посёлка Усть-Уда в Иркутской области. К ним не раз забредали медведи, драли скотину. Потом их семья перебралась в Иркутск, там он закончил школу и начал писать первые рассказы, были они посвящены жизни простого народа в русской глубинке. Затем он стал печататься сначала в краевом журнале, а потом и в «Октябре». Его первая и пока единственная повесть, посвящённая установлению советской власти в Сибири, была опубликована четыре года назад в «Новом мире», а ещё год спустя потом вышла отдельным изданием. С тех пор Борисова стали приглашать на литературные мероприятия в столицу и даже включать в разного рода творческие делегации.
— Я в ГДР второй раз, а первый был в позапрошлом году, — говорил он, пуская дым в потолок. — Покажу тебе, Лёха, Берлин, который наши отцы освобождали
Пришлось вкратце пересказывать свою официальную биографию. Еким слушал и качал головой.
— Да, брат, эк тебя угораздило… И что, поиски родных так ничего и не дали? Ладно, не переживай, прорвёмся.
Я и не переживал, так как прекрасно знал, что в этом мире всей родни у меня — Ленка с Наташкой, да, получается, тесть с тёщей. А в том, прежнем… Да что уж жалеть, что случилось — то случилось.
— А вон там уже буржуи живут.
Еким теперь стоял у окна, глядя на знаменитую стену, разделяющую Берлин на Западный и Восточный.
— Представляешь, островок капитализма, со всех сторон окружённый ГДР. И сколько же восточных немцев мечтают на нём оказаться… В прошлый приезд мне рассказывали, как, например, когда только стену возвели, один машинист на своём поезде её протаранил, и вместе с пассажирами доехал до района Шпандау. Вроде бы некоторые пассажиры даже вернулись в Восточный Берлин. Я их понимаю, семьи… Был ещё случай, один циркач по обесточенным проводам перебрался на ту сторону. Даже на БТР врезались в эту стену. А вот оттуда сюда не бегут. Как думаешь, почему?
— Ты такие провокационные вопросы задаёшь, — усмехнулся я.
— Что, думаешь, я стукач? — искренне удивился он, даже и не подумав обидеться. — Зря! Ко мне, честно скажу, подходили ещё перед первой поездкой люди из Конторы Глубокого Бурения, предлагали работать на них, но я отказался. Думал, не выпустят, но нет, как-то обошлось. Кстати, анекдот в тему, услышал здесь в прошлый раз: Два мальчика переговариваются через берлинскую стену: «А у меня апельсин!» — хвастает западный берлинец. «А у нас социализм!» «Подумаешь! Мы, если захотим, тоже сделаем социализм!» «А тогда у тебя апельсина не будет!»
Действительно, смешно, вот только смех какой-то получается грустный.
— Ладно, — он кинул взгляд на часы, — времени ещё навалом, может, прошвырнёмся по Берлину?
— Сейчас не получится, руководитель делегации сказала, чтобы никто никуда не дёргался, всех повезут в посольство.
— А, знаю зачем, накачку будут делать, нам тоже говорили, я и забыл, хорошо что напомнил.
— Мне ещё нужно в Москву позвонить, сказать жене, что нормально долетели.
— Так и звони из номера, — он кивнул на стоявший на тумбочке телефон.
— А разве по нему можно заказать международный разговор?
— Легко! — заявил он, снимая трубку. — Диктуй номер.
Я продиктовал рабочий телефон супруги, а через минуту, сам себе не веря, я уже с ней общался. Ещё полтора часа спустя, после бесплатного для нас обеда в ресторане гостиницы, участников обеих делегаций усадили в автобус и повезли в посольство СССР. Еким уселся рядом со мной, по ходу дела рассказывая о мелькавших за окном достопримечательностях местах. Я его слушал и думал о своём. Вот если бы мне представилась возможность перебраться в Западный Берлин, попросив там политического убежища, согласился бы я на такой шаг? Да, с моими умениями я бы, может, уже через год создал собственный Дом моды, составив конкуренцию Лагерфельду и прочим монстрам этой индустрии. Хотя все это мечты, мечты… Никто меня даже на пушечный выстрел ни к какому Лагерфельду не подпустит, а что бы создать свой Дом Моды — надо иметь такую прорву денег, о которой даже и думать страшно. Так случись мне оказаться на Западе, пришлось бы первое время работать помощником какого-нибудь простого парикмахера. И то, если бы тот согласился меня бы взять к себе на работу.