Сто боев – сто побед
Шрифт:
– Я рада, что наконец-то заполучила вас к себе, Моня! – призналась ведущая. – Говорю это совершенно откровенно! Ваша пастырская деятельность вызывает неоднозначные оценки, однако тот факт, что армия ваших приверженцев на полуострове растет не по дням, а по часам, говорит сам за себя! А чем вы сами объясните, не побоюсь этого слова, феноменальный рост популярности «Церкви истинной веры»?
– Прежде всего хочу поблагодарить вас за приглашение! – сложил перед собой руки Моня. – А что до секрета, то его нет. Я просто говорю людям правду, только правду и ничего, кроме правды! И люди это чувствуют.
– Отличный ответ!
Публика в студии разразилась аплодисментами. Вроде бы спонтанными. Переждав их, ведущая продолжила:
– Однако же на ваших встречах, говорят, происходят настоящие чудеса! После шоу на Дворянской набережной Севастополя одна местная газета даже назвала вас «крымским Копперфилдом»!
– Я не читаю газет, – признался Моня. – Да и по телевизору смотрю только вашу передачу…
– Браво! – картинно зааплодировала Моне ведущая.
– Это правда! – кивнул Моня. – Против Копперфилда я ничего не имею, но он шоумен. А я нет. На Дворянской набережной было не шоу, а обычная проповедь. Просто по ходу обряда очищения там произошло одно небольшое… чудо. Незапланированное. Но я там был ни при чем. Я просто помогаю людям встать на путь истинной веры. А чудеса они творят сами… В детстве ведь все мы летаем во сне. Потому что наши души чисты и невинны. Но с годами на них налипает всякая грязь. Вот в чем проблема. А я как раз и помогаю людям очиститься. И они снова обретают способность летать, как в детстве!
Студия разразилась аплодисментами. Ведущая тоже похлопала.
– Армия ваших поклонников растет день ото дня! В этой связи у меня вопрос: не собираетесь ли вы построить, так сказать, храм истинной веры?
– Храм истинной веры в нас самих! – улыбнулся Моня. – Так что ничего строить не надо. Тем более я ж не архимандрит какой-нибудь парализованный, которого два раза в год выносят под руки на кафедру, чтобы люди убедились, что он еще может пукать…
– Моня! Я вас прошу! – воскликнула ведущая. – Я и так еле пробила ваше приглашение на эфир!
– Прошу прощения! – поклонился Моня. – Я просто хотел сказать, что я буду продолжать свое служение людям, зажигая огоньки истинной веры в их сердцах. А делать это можно в любом месте. Тем более с нынешними ценами не каждый может позволить себе роскошь приехать на служение в Симферополь. Поэтому я запланировал в ближайшее время совершить целую серию поездок по Крыму. Чтоб каждый желающий, вне зависимости от своего материального положения мог прикоснуться к истинной вере…
– Во заливает! – повернулся к Логинову Плотников. – Если б я не знал, что у него завтра на двенадцать ночи запланирован вылет в Ташкент на частном самолете, я бы поверил! Слушай, он же наверняка возьмет с собой мешок контрабандных баксов, чтоб не оголодать в своем Тибете! Таможня-то его не тронет, а вот если стукнуть эсбэушникам, они его обдерут в аэропорту как липку! Может, отчудим на прощанье?
– Нет! – махнул головой Логинов. – Пусть летит себе с богом… Двойника-то он оставляет. Ну и все! А будет утечка, Кащеев может о подмене догадаться!
157
Огромный Монин дом казался абсолютно безлюдным. Несколько часов назад, еще до
Большая кнопка лифта в пустынном фойе первого этажа зажглась желтой стрелкой. Трехстворчатая дверь бесшумно распахнулась. Первым из лифта с двумя здоровенными чемоданами вышел Шварц, за ним показался Моня. Шварц был в своей обычной демисезонной адидасовской футболке и джинсах. Моня на Тибет вырядился как недостреленный афроамериканский репер. Его лысину прикрывала стильная уркаганская кепка от Армани, в руках Моня держал черную трость с серебряным набалдашником в виде тонкой собачьей морды, на голое тело была надета блестящая болоньевая куртка с пышным меховым воротником от Дольче энд Габбано. За Моней, хлюпая носом, вынырнула Лиза с батистовым платочком.
– Ой, Монечка! На кого ж ты нас покидаешь… – запричитала было она, но Моня резко повернулся и рявкнул:
– Да не вой ты, как корова! И так, блин, тошно!
Лизка испуганно подалась назад, прижав платочек к распухшему носу. Моня двинулся за Шварцем. По дороге он окинул прощальным взглядом фойе и в приливе ностальгических чувств вдруг сказал:
– Шварц, подожди!
– Чего, Монь?.. – оглянулся дошедший до двери гигант.
– Поставь чемоданы! Присядем на дорожку!
158
– Стру-у-н-ко! Нали-во! До караульного прымищення кроком руш! – донеслось из-за угла.
Берцы гулко затопали по плацу. Дежурный офицер поднялся на крыльцо и нырнул в дверь штаба. Вскоре изнутри донесся его недовольный голос:
– Пэтрэнко, трясця твойий матэри! Ты дэ?
Кащеев переступил через труп Петренко и метнулся к крыльцу.
– Пэтрэнко! – услышал он, нырнув в коридор. – Дэ тэбэ чорты носять?
– Та тут я, чого вы крычыте? – обозвался Кащеев и с ходу заскочил в дежурку.
Здоровяк в майорских погонах без просветов на миг растерялся. Кащеев был одет в форму национального гвардейца. Маска «ночь» и !АКСУ! тоже были уставными. И только нештатный глушитель на автомате портил впечатление.
– Пэтрэнко… – проговорил майор и вдруг попытался выхватить пистолет.
– Стоять! – вскинул «АКСУ» Кащеев.
Майор замер. И перевел взгляд на проем двери за спиной Кащеева. Тот сказал:
– Петренко нескоро придет. Я его за водкой послал… А мы как раз успеем прокатиться.
– Куда… прокатиться? – тупо спросил майор.
– Тут недалеко, – успокоил его Кащеев. – Я просто с пацанами поспорил. Что на танке к кабаку подъеду. На сто штук. Понимаешь?
– Нет… – растерянно проговорил майор.
– Чего тут непонятного? Поможешь, быстро подскочим к кабаку, я свои бабки заберу, загружу тебе на борт пару ящиков конины и все будут живы и здоровы… Ну а не захочешь, я все равно подъеду. Только без тебя. Иначе меня за пацана считать перестанут. Ну так че, майор? Прокатимся?