Сто фильтров и ведро

Дашевский Валерий

Нет, нет, у меня не будет денег ни на бассейны, ни на докторов, ни на квартплату, — ни на что.

Потому что мы с Лерой решили причитающиеся нам деньги вложить в новые сто фильтров.

Все потому что Лере жаль эту клиническую дуру Ирину Еремину, записавшую ее в лучшие подруги.

И за это я люблю Леру.

Или думаю, что люблю.

20

И мы делаем так, как решили.

Перечисляем деньги «Машец» — с которой вдруг начинают творится странные вещи.

Это, впрочем, происходит не сразу.

В начале случается вот что: фильтры — а разлетаются они у нас мгновенно! — начинают течь. В разных местах и по разным причинам. Текут они один за другим — и заливают квартиры наших весьма респектабельных клиентов и их весьма респектабельных соседей, проживающих ниже этажами. Я тут

же понимаю, что канадцы поставили нам брак. А, почему, собственно, не поставить брак в Россию, которой продают дерьмо со всего света — тем более, что юридических отношений с нами нет — чуть что, все претензии к «Машец». Та присылает нам по факсу чертеж — фильтр в разрезе, с просьбой пометить места протечек — для чего и для кого? На всякий пожарный я отбираю у клиентов заявления со ссылками на статьи Закона о правах потребителей, каждая бракованная запчасть, с трещинами, свищами, закладывается ими в отдельный пакет — и пломбируется. Главное, чтобы все было сделано по форме. Наш поставщик, R-Can — в сущности, отверточное производство. Картриджи они закупают у американцев, мы понятия не имеем, где — поскольку Иришка, вместо того, чтобы дать мне возможность закрутить их в соглашения, велела удалить со всех частей и компонентов фабричные клейма — и теперь иди докажи, что это произведено R-Can. Кроме того, у нас заводится один установщик-изобретатель по фамилии Земсков, который вкручивает нам сутками, что мы неправильно устанавливали фильтры — вода должна идти наоборот. Оказывается, — это было до меня, — какие-то идиоты под руководством нашего Юры неверно перевели нашу скверно отпечатанную инструкцию. Далее, оказывается, что адреса R-Can у нас нет — и писать можно на деревню деду. И, наконец, — это выясняется позже — наши картриджи вообще не идут к нашим фильтрам. Картриджи просто не оттуда, зато они дешевле. Дешевые картриджи отыскала «Машец». Мы, знаете ли, прямо-таки достали фабрику — достала «Машец», — чтобы фабрика ставила именно такие. Что канадцы и делают. Картриджи становятся криво, болтаются в стаканах, они на несколько миллиметров больше по размеру, чем положено. Естественно, в стаканах протечки.

Естественно, маленький менеджер все это узнает последним. Обманутый муж. Поскольку Иришка, у которой покаянная истерика, умоляет Леру на коленях все это не говорить мне. Она, несомненно, знает, что я считаю ее законченной идиоткой, но идиотизм все же подразумевает некий конечный предел, Иришкин идиотизм беспределен, как просторы Вселенной.

Не знающий до поры до времени всех пикантных подробностей, я урезониваю клиентов и наших представителей, — но поставьте себя на их место, продайте за восемьсот долларов знакомым людям устройство, обошедшееся дополнительно в пару-тройку квартирных ремонтов им — и соседям снизу Представители боятся продавать наш сногсшибательный фильтр — и абсолютно правы. Вот когда я перекрестился, что не занял пятидесят тысяч у Бориса Львовича — хорош бы я был, вложив их в брак и рекламации!

И тут — точно всего этого мало — начинается новая клоунада: Борис, гонявший в Германию за автомобилем и «распустивший» свою сеть, решил ее почистить, в связи с чем необходим немедленный приезд в Ярославль руководства компании — для чего не пойму, но раз он так просит, надо ехать. Договоров от них практически нет. Что-то вообще надо делать с этим ярославским представительством. Но что? Еще Борис просит кучу писем — к мэру, губернатору, представителю Президента, другим персонам, принимающим решения в его городишке — и я исправно снабжаю его ими. Все для Бориса. Еще ему нужно ведро — в качестве образца, разумеется.

И мы едем — Любовь Семеновна, и я. Ярославль — маленький городок, из которого, похоже, вчера выбили немцев. Сплошь руины и кривые домики. Мы проводим в Ярославле день, нахваливая этого стервеца и урезонивая его менеджеров. Я привселюдно обещаю ему полное содействие, вплоть до контактов с телевидением — у меня есть возможность получать в Посольстве США сериалы WorldNet, кроме того мы можем помочь с поставками, инвестиционными проектами и прочим — и все это я пишу местным властям. Тут Борис открывает мне душу: он хочет быть депутатом, надо помочь нынешнему мэру, его дружку — словом, надо, надо, надо. Ради Бога. Я готов для него горы своротить, лишь бы он выполнял план по продажам. Плана нет. Вот в чем беда. И товарищ Хоменко, натасканный в ФСБ, в один прекрасный день вдруг спрашивает Бориса: какие еще дела он крутит помимо наших продаж? Борис синеет, краснеет, начинает заводиться, но — внутренний голос мне подсказывает, что Хоменко —

прав. Слишком уж много дядя Борис задает работы нам — не делая своей. Я мастер запрягать начальство и хорошо знаю каждую фигуру этой кадрили. Борис делает это для отвода глаз. И я знаю, что раньше ли, позже, я поймаю его на горячем, но еще не знаю, на чем.

Зал обучения пуст по-прежнему, и чета Хоменко просится в неоплачиваемый отпуск, в санаторий ФСБ. Чтобы развеяться и отдохнуть от «УЛЬТРА Плюс».

Понимаю и приветствую. Из-за всей этой кутерьмы им не платили с Нового года, и мы не получили ни доллара, а деревья у института уже выгнали листву…

И тут происходит нечто непредсказуемое. Иришка в куски ссорится с «Машец». Официальная версия — они поссорились из-за Ушакова, который, как я и предполагал, не просто банкрот — он должен полтора миллиона, пытается стать посредником в чужих делах, продает рыбу и видеокассеты, живет на холостяцкой квартире Иришкиного бывшего мужа Пети и голодает неделями. Бывает и так. Мне, собственно, все ясно. Прежде всего, ясно то, что наш договор с «Машец» не работает, и что нового нет. Что мы лишились базового продукта, нашего несравненного фильтра 1Q, о котором моими стараниями заговорил город.

Еще мне ясно, что нам немедленно нужно либо соглашение с R-Can, либо другой производитель — и что поиски и переговоры займут месяца полтора. И что, поскольку подходят сроки поставки клиентам, мы вынуждены выкупить еще одну партию брака. Вот что мне ясно, как день Божий.

Никого не спросясь, я готовлю в R-Can письмо, где последовательно излагаю претензии и предлагаю соглашение, но куда его направлять? У Иришки якобы нет адреса, адрес — у «Машец», которая забилась под плинтус и не подходит к телефону неделю. Отыскать эту чертову фабрику для меня дело получаса — я звоню в коммерческий офис посольства Канады, и через двадцать минут мы получаем факс, где есть все: адрес, телефон, факс, количество служащих, дата основания, фамилия президента фирмы. Мне нужно немедленно выяснить: раз — заменят ли они брак, два — подпишут ли они с нами соглашение, поскольку в конце мая в Москве ожидается выставка производителей очистительных систем, в которой, как я уже прослышал, они намерены участвовать, три — вывести неизвестно куда канувшую «Машец» из наших деловых отношений. Я посылаю факс с соглашением и письмом, и ближе к вечеру — погожим канадским утром, звоню в R-Can. Их президент что-то мямлит: они скоро ответят на наш факс, но меня поражает другое — они не получили наши деньги за сто фильтров.

Вот это — самое интересное.

Иришка, у которой тут же находятся все данные фабрики, клянется, что, дескать, запретила «Машец» перечислять им деньги, пока не разберутся с браком, но я знаю, что это — ложь. Обычное бессвязное Иришкино вранье, не способное обмануть саму Иришку.

Прелесть нашего положения я понимаю мгновенно. И в состоянии оценить осторожность полученного нами massage, в котором нет ни слова ни о соглашении, ни о претензиях — явно поработал канадский юрист. Они обещают посетить нас в конце мая.

Итак, у нас нет договора, о чем — о возможности чего — я сто пятьдесят раз предупреждал этого шута в юбке. Фильтры текут, клиенты звонят и лезут на стену, договоров — ноль, нашу несчастную контору парализует намертво.

И это — не последняя новость.

Следующая такова: нежданно-негаданно мне, на ночь глядя, звонит Борис, спрашивает, поступила ли нам следующая партия — ему, дескать, надо еще тридцать пять штук — при том, что за истекший месяц он привез всего-навсего шесть частично оплаченных договоров. Я говорю ему по-дружески: «Коля, забудь о новых фильтрах, пока не продашь те, что есть, и не дашь план продаж — пятьдесят единиц в месяц, ведь ты его подписал, не так ли?». Шифоньер спорит — что-то бурчит про содействие, про период становления.

Какой период становления — представительство работает уже полгода?

Утром звонит уже не он, а его тренинг-менеджер, старая мымра, состоящая у нас на окладе — и орет, как резаная, что на складе нет фильтров. Она несет какую-то околесицу, в чем-то винит нас, например, что мы отпустили в отпуск Хоменко. «Вас забыли спросить!», — отвечаю я ей, но унять ее нет возможности. Ей нужен скандал, ссора. Ей нужно обвинить нас, неважно, в чем. И, не стесняясь в выражениях, я советую ей попросту закрыть рот. Потому что мне, видите ли, все ясно и с Борисом, и с его Ярославским представительством. Я побожиться готов, что Борис двинул наши фильтры за наличные или перекрутился на них. И крутился бы впредь — не направь я в Ярославль директиву, напоминающую наполеоновский приказ.